На этом теория Катерины разбивалась о жесткий нрав Меликки. За словом бабуля в карман не лезла, шутить не любила, а скорее всего – не умела, но и в помощи никому не отказывала. Потому летом вокруг избы просители светлячками вились. К зиме завьюжит – к деревне не подобраться, а к дому Меликки и вовсе тропу не сыскать. Как она выживает в мороз, никому неизвестно. Зато летом, завидев разноцветные палатки за рекой, ряд машин у кустов можжевельника, что опутал дорогу к мостку, старух в темных платках, молодых парней с испитыми лицами в спортивных костюмах, Катерина интересовалась у матери:
– Что за люди, зачем? Рыбаки? Или за грибами приехали?
Мать отмахивалась:
– К бабуле просители помощи, у каждого свое. Не забивай голову – мала еще.
Деревенские на незваных гостей не ругались, делали мелкий бизнес: сдавали комнаты, обеды готовили. Просили палаточников высоких костров не жечь, да мусор за собой убирать.
Бабуля, между тем, отложив трубку, отстрогала ножиком от деревяшки рябиновой три длинные стружки, подожгла и закинула в кастрюльку, туда же опустила камень, выдернула с каждого пучка травы по щепотке, опустила сверху. Заструился в потолок легкий дым. Попросила Катерину пересесть к зеркалу, а сама зашептала под нос непонятное. От ее слов и запаха полыни и мяты голова у Катерины закружилась, сил встать не было, интуитивно схватилась она за стол, вздохнула поглубже и ухнулась, словно с горки в туман.
Катерина увидела вдруг спальню, забрызганы кровью обои, растерзанную ураганом постель, и себя, сжавшуюся в клубок в углу. Подобрав ноги, в мятой майке, она визжит скрюченная, закрывает локтями голову. Кирилл завис в расстегнутой рубахе, пупок торчит темным пятном. Лицо опухшее, в пятнах от гнева и глаза мутные, словно чужие. Смотрит в сторону и брызжет пьяной слюной;
– С-сука.
И бьет наотмашь, не глядя. Голова Катерины отскакивает мячиком от стены. Вспышка и тьма. В чувство Катерину привели холодные брызги.
– Хрен да полынь, плюнь да покинь.
Меликки держала наготове стакан с водой. Катерину подташнивало, зубы стучали, барабанили о стекло, прохладные капли запрыгали по губам.
– Sekä. Пей, котенок, не спеши, в первый раз всегда не по себе, знаю. Подыши, подыши. Вот удивила ты меня, впервой такое встречаю, к зеркалу не пересела, а все углядела. Вроде как чудеса – со стороны посмотреть, а я-то знаю: способности у тебя. Время пришло, котенок, дар передать полностью.