Рождение света. Том первый - страница 18

Шрифт
Интервал


И если в Гиенум всё до омерзения было пронизано обыденностью – жарко, пыльно, до безобразия громко, то на Земле я чувствовал себя в своей истинной стихии, ибо был исполнителем людских страстей, судьбоносным решением всех их проблем. Смертные прославляли меня, чуть ли не расшибая в кровь лбы от благодарности, думая, что беды их окончены… Как бы не так – человеческое сердце не знает меры. Ему хочется ещё и ещё, всё больше и больше, сверх того, что есть, сверх возможного… Именно данное неумолимое рвение «никогда не останавливаться» и приводит вопрошающих к гибели.

Ах, как же мне это нравилось! Нравилось наблюдать за молниеносным возвышением и ещё более стремительным падением. Смертная жизнь – как особый вид искусства, а я – как её незаметный вершитель и подстрекатель низменных порывов.

Ступив на раскалённую потрескавшуюся почву, я оказался неподалёку от своего родового Сэгив. За время, пока ноги моей не было в Гиенум, он заметно преобразился: сейчас вокруг него «красовался» глубокий ров, заполненный раскалённой лавой, за которым высилась крепостная стена. Отныне единственным проходом в обитель Едэлем служил узкий каменный мост, отделяющий весь остальной Гиенум от Сэгив – недосягаемого и неприступного.

Но мало этого… Отец призвал с Охнегав Гахдис трёх эймевс, которых приковали цепями прямо к стенам, и теперь они бродили вдоль рва, озираясь по сторонам в поисках нарушителей спокойствия. В их пустых глазницах пылал яростный огонь, из черепов росли завитые рога, а меж костей торчали шипы и свисали остатки кожи с ошмётками гнилого мяса. Отвратительные создания, с самого сотворения Гиенум подчинявшиеся лишь Едэлем, были его личными рабами: безмозглыми, но слепо преданными.

Когда я прошёл к Сэгив, гиганты в сей же миг замерли – одни огоньки в глазницах шевелились вслед моему пути, и более никаких движений. Хмыкнув в ответ на их безмолвное послушание – ещё бы они посмели тронуть Йорев Гиенум, – я миновал центральные ворота, над которыми всех пришедших гневливым взором встречала голова мантикоры, вырезанная из обсидиана, а затем, пройдя через величественный холл, направился по коридору мимо высоких колонн с капителями, где красовались вырезанные морды вопящих гарпий, освещаемые тусклым кровавым светом мигающих на сквозняке факелов.