– У него нет для тебя костюма? – спросила я обеспокоено, прихлебывая горькую, ароматную жидкость.
– У него есть фрак, – засмеялся Ложкин. – Николай поет в камерном хоре по воскресеньям. Хобби у него такое. Да вы не переживайте, Марь Иванна, на меня и внимания не обратят.
Я окинула взором его клешеные джинсы, изрядно потертые, мятую футболку…
– Ты в этом уверен?
– Сто пудов! – Он засмеялся. – Все будут таращиться исключительно на вас.
– Да, Всеволод, умеешь ты прибавить женщине бодрости.
Я заставила себя переступить порог школы с безмятежным видом. Лицо нашего охранника удлинялось по мере скольжения взгляда по моим ножкам, прикрытым сиреневым подолом едва-едва. Чулки, конечно, пришлось выбросить. Правда, ноги у меня загорелые и не волосатые. Эстетического восприятия не портят, но наводят на мысли фривольные, если не сказать хуже.… В учительской я сделала вид, что для меня в порядке вещей заявляться в вечернем платье на государственный экзамен. В первую очередь я позвонила Таньке. Сонное её «аллеу» с подвывом на конце было неподражаемо.
– Спишь, подлая? – спросила я свирепо. – Где шлялась всю ночь?
– Нигде. Венечка ко мне заехал.
– Я тебе звонила полночи, – сгустила я краски.
– Ты же знаешь, Венечка нервничает от телефона, – томно протянула Татьяна.
Венечка был её незабвенной любовью. Страсть полыхала полгода, а потом плавно рассосалась, как гематома. Каждый пошел своим путем, но память осталась, вызывая время от времени ностальгические экскурсы в прошлое. Даже наличие красавицы-жены и двух симпатичных ребятишек не притупили желания Вениамина в Танькином обществе.
– Я ключи потеряла, – перешла я к делу. – Привези, пожалуйста. У меня экзамен.
– Позже, у меня консультации с одиннадцати до трех.
– Да, – я припомнила Креста. – В квартиру-то не суйся. Встретимся в «Лукоморье», часов в пять. Ладушки?
– Что случилось-то? – всполошилась подруга.
– Не могу сейчас, экзамен у меня! – я шваркнула трубкой и рванула в кабинет.
Председателем комиссии был Сан Саныч, наш директор. Мужик нестарый и ушлый. Глаза его при виде меня сурово сощурились. Не миновать великой бучи, слава Богу, не сейчас. Первая порция моих учеников уже тянули себе билеты, и Ложкин в первых рядах. Он плюхнулся на стул с безмятежным видом, и я поняла, что сия безмятежность от полной обреченности.