– Крест…. Сволочь…
Я крутнулась на бок и закопалась носом в подушку. Напрасно. Мозг возбудился, как после большой порции «Маргариты»; стал чистым и ясным. Что-то во всей этой истории было гадостно не так…. Я закусила губу, стараясь уловить ускользавший хвостик понимания…
– Ты чего бритый? – гукнул Колян в коридоре.
– От вшей лечусь, – ответил Севка и прикрыл за собой дверь.
Я вздрогнула от их пересудов; хвостик по-свинячьи весело махнул и скрылся навеки.
– Давай, ляжем «валетом», – предложила я Всеволоду, видя его почти что панику.
– Я бы лучше на пол, – сказал он честно. – Я за себя, Марь Иванна, не ручаюсь.
Да уж, перспектива сражаться остаток ночи за свою нравственность не прельщала.
– Не дури. Пол у Коляна не моется годами.
Это была правда. Севка гадливо поморщился, но остался стоять на месте.
– Всеволод, давай попробуем, – Лисой Патрикеевной мяукнула я.
Он притулился на самый краешек, зацепившись одним хребтом.
– Давай, я расскажу тебе про Даньку.
Конечно, он всем им казался героем, и я завела сказку про удачливого гонщика, отважного и бесшабашного. Про аварию, после которой он, по своим меркам, не мог ездить достаточно хорошо. Про жизненные метания и извечный поиск. В общем, Чарльз Диккенс, да и только.
Дыхание Севки стало глубоким и ровным. Похоже, он спал.
– Интересно, позвонил он тетке или нет… – спросила я потолок и заснула.
Утро преподнесло сюрпризы. Подлый Колян дрых без задних ног, презрев свое обещание разбудить нас пораньше.
Было уже почти восемь. То есть, дорогая Машенька, через полчаса ты должна быть у себя в кабинете и усиленно готовиться принимать своих выпускников со знанием божественного французского языка. Одевалась я в привычном ритме, то есть по-спартански. Гардероб мой нынче состоял из единственного туалета, поэтому времени было достаточно, чтобы заняться макияжем. Платье обязывало к таким коррективам. Не могла же я предстать коровой в позолоченной сбруе? Или соответствуй, или шпарь во все лопатки к «Капитану Дрейку». Там, в мусорном бочке, возможно, еще валяются мои тапочки и драная юбка, от которых Крест избавился без зазрения совести.
Севка оделся тоже быстро и даже успел заварить «Нескафе», правда, без сахара.
– Колян сахар не признает, – извинился он, как будто я была у него в гостях, а он оплошал. – Пьет кофе с медом. По-моему, настоящая блевотина.