«Как же было хорошо!» – школьница приоткрыла глаза 1 января после безмятежной ночной дремоты. Проснувшееся сознание участливо припомнило всё, что случилось в Новогоднюю ночь, и подросток ощутила прилив отравляющего, гадкого разочарования.
«Не хочу просыпаться! Хочу снова уснуть! Навсегда! Ну пожалуйста!!!» – десятиклассница свернулась калачиком под тяжёлым ватным одеялом и плотно закрыла веки, желая обратно погрузиться в глубокую дрёму. Но не судьба. Панцирная сетка заскрипела под периной, напоминая, что пора вставать. Люба позволила себе ещё часик поворочаться в постели, а потом нехотя, с душным горьким чувством встала в новый день нового года.
В доме царила донельзя враждебная атмосфера. Родители держались сообща, особняком, не здоровались и с глубочайшим отчуждением игнорировали провинившуюся дочь. На лицах матери и отца отпечатком ложилась ненависть, едва Люба появлялась в поле их зрения.
Непримиримой враждой и лютой ненавистью Солнечный 27 оказался пропитан практически на все новогодние каникулы. Родители бойкотировали дочь, делали вид, что она в доме – чужеродный элемент, не имеющий права не то что на добрый взгляд, даже на перемещение в стенах родных пенат. Взрослые постоянно совещались, недобро шушукались, вычеркнув напрочь ребёнка как из жизни, так и как факт самого существования. Тихоня хоть за юные годы и привыкла к наказывающему поведению от предков, но именно эта ссора выбила её напрочь из колеи.
Шурик за две недели каникул с поздравлениями к родителям так и не приехал. Люба этому искренне радовалась: она боялась представить, как мать будет жалиться на поганую дочь любимому старшему сыну, чтобы получить сочувствие и поддержку. Девочка страдала, мучилась от вины и чувствовала себя неимоверно одинокой. Она завидовала по-чёрному своему брату, Варе Илютиной, Тимону и многим другим. Всем тем, у кого были друзья, кому было куда пойти, согреться, излить душу. Кто не был так бесконечно одинок, как пятнадцатилетний подросток с Солнечного 27. Всё, что имелось, – это комната, книги и два окна, в которые она глазела на серые кубанские будни.
«Хорошо, что туалет на улице! Не нужно проходить гостиную и пересекаться с кирпичными физиономиями предков!» – радовалась тихоня домашнему неустройству впервые в жизни. Время покушать старшеклассница старалась выбирать тогда, когда родители уходили либо в летнюю кухню, либо на улицу, либо – если вариантов посидеть в гостиной одной не было – накладывала еду в тарелку и уносила к себе. Подросток обнаружила, что бойкот бойкотом, но мыть грязную посуду так и осталось её обязанностью. Сначала из чувства вины школьница перемывала гору за всей семьёй. А потом решила, что раз она в доме враг № 1, значит, и посуду вражеские руки должны мыть только за собой, как и убирать ровно свою комнату, ну и готовить только на себя, разумеется.