– Да лучше бы я грех на душу взяла и в поганом зародыше удушила ублюдка, чем на свет подлую хамку родила! Ты не дочь, нет! Не может бесчеловечная гнида быть дочерью! Бесполезная ты дешёвка! Какой от волчьего подкидыша прок в доме?! Проститутки кусок! Воспитываешь её, воспитываешь, а всё равно гадина ленивая под забором как последняя лярва сдохнет! Ни чести в тебе, ни достоинства, ни красоты, ни ума – ничего! Ты позор на мою голову! У всех родителей в классе девочки – умницы, красавицы, любо-дорого глядеть! Одна ты как репей подколодный, как паразит по миру болтаешься! Ни рожи ни кожи, глиста кладбищенская! Люди не дураки, всё видят! Паскудная мразь растёт! Никому без меня не нужна будешь, лохудра, пугало огородное! Никто тупорылую дубину замуж не позовёт! Будешь свой век с матерью доживать, дармоедина, подстилки кусок! И подарок ты этот не заслужила, сволочь! У-у-у-у, ссыкуха!!!
Александра, плача навзрыд, вскочила с дивана, побежала в гостиную, вернулась с ножницами и с остервенением покромсала несчастные перчатки на куски. Плохо управляемые ножницы тряслись в её руках. Изуродованный новогодний подарок с презрением был брошен на пол.
Школьница оторопело молчала, боясь даже пошевелиться. С улицы послышались радостные вопли праздновавших соседей.
– Правильно невестка говорила, что в дурке твоё место! По тебе тюрьма плачет! Ничего хорошего из ирода вырасти не может! Ни к чему не пригодна, морда козья! Зачем я выродка косорукого родила?! Кретинки кусок!
Мама наконец замолчала. Лишь продолжила громко, исступлённо рыдать, закрыв лицо руками.
– Да, хорош праздник! – медленно заговорил Василий Михайлович. – Не стыдно дубинушке? Довела мать! Кровопийца малохольная. Спасибо, доченька, за праздник. Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведёшь. Вот пусть тебе всё, что сделала матери, во сто крат злом обернётся. Что посеешь, то и пожнёшь. Не было дочери, и ты не дочь.
– Не дочь она мне! Не дочь! – выкрикнула следом Григорьевна и ещё сильнее разрыдалась.
Убитая словами, бледная, без единой кровинки, тихоня встала с кресла и ушла в комнату. Лёжа на кровати в темноте, она ещё долго слушала сквозь стену всхлипы и причитания товарного кассира, низкий голос отца, пытавшегося успокоить жену, бабахи новогодних ракет и выкрики счастливых пьяных гуляк.