«Кто ты?» – прошептала я, чувствуя, как холодный пот стекает по спине.
И тут я увидела надпись под изображением. Слова были странной смесью микенского письма и незнакомых мне символов. Я склонилась ближе, чтобы разобрать: Телемах.
Имя, которое я знала с детства. Сын Одиссея. Но что он делал здесь, на Итаке, в этом святилище, о котором никто не знал?
Мой взгляд скользнул дальше. Ещё слова, сложные и загадочные, повторялись в виде зашифрованных фраз. Правда. Возвращение. Долг. Всё это казалось отголоском чего-то важного, недосказанного.
Я сделала несколько снимков, чувствуя, как в груди разгорается странное, лихорадочное волнение. И вдруг за моей спиной раздался звук. Шорох, неестественный для этой тишины. Я обернулась, и в тусклом свете фонаря увидела тень человека, стоявшего у входа.
Тень у входа была неподвижна, но её присутствие заполнило всё пространство святилища. Я попыталась унять дрожь в голосе.
– Кто здесь? – спросила я, хотя уже знала ответ.
Тишина длилась слишком долго. Потом фигура шагнула вперёд, и свет фонаря выхватил из тьмы знакомое лицо.
– Лазаридис? – облегчение смешалось с лёгким разочарованием. Я даже не знала, чего ожидала, но это было не он.
Он молча смотрел на меня. Лицо оставалось в тени, но голос – низкий, с почти ощутимой усталостью – разрезал тишину.
– Александра, что ты здесь делаешь?
– Вы должны это увидеть, – я показала на росписи, чувствуя, как меня вновь захлёстывает азарт.
Лазаридис шагнул внутрь, его взгляд мгновенно упал на изображение юноши. Лицо его едва заметно изменилось, будто он увидел нечто, что не должен был видеть.
– Телемах, – прошептал он, и это имя повисло в воздухе, будто древняя мантра.
– Я нашла его имя, – мои пальцы дрожали, когда я показала на надпись под росписью. – Но это не просто имя. Что-то здесь не так… Всё это… Закрум, Шубалу… Как они могли оказаться на Итаке?
Я пыталась говорить спокойно, но мысли вихрем неслись в голове.
– Народы моря обвиняют в разрушении цивилизаций, – задумчиво сказал Лазаридис. – Но, возможно, они были не только разрушителями. Может быть, они соединяли культуры, которые иначе никогда бы не встретились.
Его слова эхом отдавались в моём сознании.
– Но если это так, – я медленно провела рукой по стене, – что они делали здесь?
Лазаридис взглянул на меня, его глаза блестели в слабом свете.