– А ты здесь почему?
Она подмигнула.
– Дамы вперед.
У Шарлотты Ричардс было чувство юмора. Черт, вблизи она тоже была классной.
– Искал, где поразмышлять.
– Хэштег «ложь», – она издала невеселый смешок. – Я видела, как ты перегнулся через край. Ты здесь по той же причине, что и я.
– По какой это?
– Чтобы покончить со всем этим, – драматично заявила она, хлопнув себя тыльной стороной ладони по лбу.
Она потеряла равновесие и покачнулась вперед. Я вытянул руку, чтобы не дать ей упасть. Она вцепилась в мою ладонь с визгом, выдавшим ее нежелание покончить с жизнью. Я же… я в данный момент обхватывал ее за грудь.
ПОВТОРЯЮ: Я ВРОДЕ КАК ОБХВАТЫВАЛ ГРУДЬ ШАРЛОТТЫ РИЧАРДС.
Я дернулся было назад, но она схватила меня за руку, впившись в кожу, и это было неловко, и с вероятностью девяносто девять процентов у меня встал, и, Господи Иисусе, почему я не спрыгнул несколько минут назад, пока моя гордость еще была цела?
Ее сердце билось под моей ладонью. Шарлотта ослабила хватку, и я отстранился, снова устремив взгляд на Гудзон и сжав челюсть до боли.
– Умереть, значит, хочешь, – пробормотал я. Секунду назад она чуть не обделалась. – Круто. Это не твоя вина. Чисто статистически теперь меньше вероятность, что ты захочешь покончить с собой.
В этом я разбирался как никто другой. У меня был какой-то пунктик на самоубийствах, я с усердием отличника изучал их дома. Что было иронично, поскольку обычную домашку я никогда не делал.
Например, я знал, что люди чаще кончают с собой в возрасте от сорока пяти до пятидесяти четырех лет. Я знал, что самый распространенный способ самоубийства при помощи огнестрельного оружия (пятьдесят процентов), и мужчины с большей вероятностью в этом преуспевали.
Самое главное, я знал, что симпатичная, умная Шарлотта на самом деле не хотела покончить с собой. Это решение пришло к ней в моменте, а не крепло несколько лет.
Я посмотрел вниз на ждущую меня смерть, затем снова вверх. Я пришел умирать сюда, потому что хотел, чтобы все в школе это увидели. Хотел оставить на их душах шрам, подобный тем, что они оставили на моей, запечатлеть внутри них уродливую вмятину, которую нельзя было бы замаскировать.
По иронии судьбы, это относилось ко всем, кроме самой Шарлотты.
По сути, она не была добра ко мне, но улыбалась, когда мы проходили мимо друг друга, и однажды подняла ручку, которую я уронил. Ее любезность была жестокой. Она давала мне ложную надежду, а это было опасно.