Сказания о недосказанном Том II - страница 49

Шрифт
Интервал


– Посмотри. Весь класс улыбается, все взрослые, ему, Мишке, а ты, ты один хотел лишить всех нас этой улыбки, радости. Отнять её у людей…

И забияке стало так плохо, так противно самого себя, как ещё ни разу никогда не было. Даже тогда за дверью, его выгнали из класса, когда получив двойку, огрызался, и он стоял, клевал носом, молчал и думал. Лучше б уже за уши отодрали, что ли…

Морёный дуб

Речушка Ипуть виляет. Блудит в зарослях, завалах. Иногда в самой середине реки вдруг торчат огромные скрюченные корни – огромные – преогромные коряжины, судорожно хватающиеся за воздух, ища опору, землю. А она здесь слабая, песчаная и болотистая. Вода прозрачная, хотя коричневая, с блёстками отраженного синего неба, да искорками зелени.

Нашу байдарку медленно тащит по течению. Под килем проносятся рыбёшки, зелёная трава, согнутая течением. Появилась поляна – солнечная светлая. И на краю, над обрывом, стоят дубы, дубки, чуть дальше – сосны. Мы делаем остановку, ставим палатку. Разжигаем костёр.

Васильевич живёт где-то рядом в деревушке Романовка. А прямо за его домом тянутся луга заливные, болота, а чуть поодаль – лес.

Он, учитель, очень любит строгать, пилить, всегда, в свободное время что-нибудь мастерит. От него – то мы и узнали, что в речке Ипуть, есть морёный дуб. Ему цены нет, но он у нас никому не нужен. Говорят, что ещё до революции, немцы предлагали речку сделать судоходной, а всё, что из неё достанут, заберут себе, как бы за работу. Дуб хотели увезти.

– У Васильевича калитка, стол, табуретки сделаны из этого дуба. Сырой он пахнет силосом и режется стамесками, рубанком, как капуста, но высохнет, железнеет и звенит как металл. Крепкий – ничего его не берёт. Ни время, ни червь короед.

Всё сделанное из этого дерева, чёрно-серое, с искорками, сверкающими на солнце.

Чем ближе к сердцевине, темнее, и больше коричневого свечения, как серая патина серебра. Но на стене у него, висит деревянная пластина, говорит он, дощечка такая, подарил художник, мастер, приезжал к нему. Гостил долго. Сам пилил, строгал, рубил топориком, таким маленьким, потом собрал всё в рюкзаки, и увёз.

– Это он рассказывал ещё, когда был у них в городе.

– А сейчас сидели у костра, тихо позванивали комарики. Кто – то уже дремал.

Стояла какая-то загадочная тишина. Вдруг над обрывом зашумела, зашуршала земля.