– За что он предлагал тебе деньги?
– Я же сказал, господин. Беспокоится.
– Почему ты не взял?
– Совесть не позволила.
– Что не позволило?
Экхард молча облокотился о столешницу, глядя в упор на собеседника. Тот, в свою очередь, тоже приблизил к нему лицо. Теперь они говорили ещё тише, но до меня по прежнему долетало каждое слово.
– Если из-за твоих игр в совесть он что-нибудь заподозрит, я найду способ отправить тебя на виселицу раньше, чем тебе и так на роду написано.
– А вы не угрожайте мне, господин. Что моё ремесло грязное, я и без вас знаю. Однако ж исполняю я его честно. Вы мне заплатили за то, чтобы женщина умерла, и она умрёт. Никто не должен понять, что она умерла не сама? Никто не поймёт. Но только это – всё. Следить я ни за кем не нанимался. И у кого что на уме – не моя забота. А виселицей мне грозить не надо. Не в ваших интересах.
– Ты, вроде, сам мне угрожать пытаешься?
– Упаси боже, господин мой.
– Надеюсь, ты понимаешь, что если у меня возникнут проблемы, у тебя они возникнут тоже.
– Мне не надо проблем, господин. Ни своих, ни чужих.
Когда он вышел, Экхард, словно внезапно ощутив духоту, распахнул куртку и потёр грудь, выдохнув ругательство. Я чувствовала себя мышью в мышеловке. Даже обморок казался мне сейчас благом – потеряешь сознание, и не ощутишь приближения гибели… Я с трудом погасила панику, боясь шевельнуться в своём ненадёжном убежище. Экхард подвинулся на скамье, и я едва не вскрикнула, представив направленный на меня сквозь щель неподвижный взгляд блёклых глаз, но тут же почувствовала облегчение – он просто принялся за еду. Я постаралась взять себя в руки и успокоиться, ведь до сих пор он не обнаружил меня. А если буду сидеть тихо, то и не обнаружит.
Самым страшным было то, насколько близко от меня он находился – просунув в щель палец, я могла бы коснуться его плеча. Я слышала его дыхание, слышала, как он жуёт, чувствовала исходящие от него запахи конюшни и давно не стиранной одежды, смешивающиеся с запахом пива, мяса и пряностей, и ощущала, как меня начинает мутить. Он ел не спеша и мне стало казаться, что это будет длиться бесконечно. Я проклинала своё невезенье, желая ему подавиться. Наконец он отодвинул пустую тарелку, но моё облегчение сменилось отчаянием, когда он, взяв кружку с пивом, прислонился спиной к разделяющим нас доскам. Теперь прядь его волос, попав в щель, касалась моей щеки, и я почти перестала дышать.