Загорелась спичка. Гвоздарь дернулся.
Отец стоял у стены рядом с дверью, глядя на него и сжимая в кулаке почти пустую бутылку.
– Рад тебя видеть, Гвоздарь.
Ричард Лопес представлял собой тощий комок мышц и кипящей энергии. Татуированные драконы вились по рукам, их хвосты обнимали его за шею и переплетались с выцветшими следами рабочих татуировок. На груди блестели свежие и куда более зловещие, чем драконы, победные шрамы, показывающие, скольких он одолел на ринге. Тринадцать злых алых меток. Его собственная чертова дюжина, как он говорил, скалясь. А потом обязательно спрашивал сына, вырастет ли тот таким же крепким, как его старик.
Ричард зажег фонарь, висевший под потолком. Гвоздарь замер, пытаясь угадать, в каком настроении отец. Тот подтащил к себе старый стул и уселся. Фонарь качался туда-сюда, рождая колеблющиеся тени. Ричард Лопес под завязку накачался спиртным и амфетаминами. Красными глазами он смотрел на Гвоздаря – взгляд змеи, готовой броситься.
– Ну и какого хрена с тобой произошло?
Гвоздарь попытался не выдать страх. У отца в руках нет ни ножа, ни ремня, ни ивового прута. Но как бы сини ни были глаза, это обманчивое затишье океана перед бурей.
– Несчастный случай на работе, – ответил Гвоздарь.
– Случай? Или твоя тупость?
– Нет.
– О девках думал? – давил отец. – Или вообще ни о чем? Замечтался, как обычно? – Он кивнул на рваную картинку с клипером, которую Гвоздарь приколол на стену хижины. – Снова на кораблики слюни пускал?
Гвоздарь не заглотил наживку. Если возразить, станет только хуже.
– И что ты собираешься дальше жрать, раз тебя выгнали из команды?
– Меня не выгнали, – ответил Гвоздарь. – Завтра на работу пойду.
– М-да? – Отец прищурил налитые кровью глаза. Кивнул на тряпку, на которой висела раненая рука. – С такой-то лапкой? Бапи не занимается благотворительностью.
Гвоздарь заставил себя ответить спокойно:
– Я в норме. Ленивку выгнали, и меня некому заменить. Я меньше…
– Меньше, чем кусок дерьма. Тоже мне заслуга. – Отец хлебнул из бутылки. – А респиратор где?
Гвоздарь замялся.
– Ну?
– Потерял.
Повисла напряженная тишина.
– Потерял, значит?
Отец больше ничего не сказал, но Гвоздарь уже чувствовал, что шестерни скандала начали проворачиваться под влиянием наркотиков, злости и того безумия, которое позволяло отцу так отчаянно работать и драться. Под татуированной кожей зарождалась буря, с подводными течениями, волнами и пеной, та буря, в которой Гвоздарю приходилось лавировать каждый день, обходя рифы отцовского настроения. Ричард Лопес задумался. И надо срочно понять о чем, иначе ему не уйти отсюда целым.