Глава 4
На исходе вторых суток в барак ворвались надзиратели, с ними старшина Скорохват – так начался шмон. Уже который по счёту. Этапники настороженно притихли.
Надзирателей было шестеро, что позволило им вести досмотр одновременно в разных углах барака. Старшина переходил то и дело от одной пары надзирателей к другой. Всё подозрительное выкидывалось на середину коридора. Но таковых вещей у заключённых не было. Многие имели при себе фотографии, прочие безделушки, связывающие их с прошлой жизнью. Изъятие фотографий надзирателями считалось высшей формой изощрённого издевательства, но такое случалось редко.
Один надзиратель ощупывал одежду на арестанте, второй перетряхивал лежанку. В обоих случаях требовалась недюжинная сноровка. На всё про всё – пять-семь минут.
Функции надзирателей и десятников во всех лагерях выполняли заключённые. Статьи у них были соответствующие – бытовые. Так называемая лагерная «аристократия» жила в отдельном бараке.
Быстро добрались до Сашкиного ряда. У того, что ощупывал нижние нары, руки – под стать гибкому сухожильному телу: запястья тонкие, пальцы лёгкие, вёрткие, существуют словно сами по себе и проявляют небывалую сноровку и виртуозность. Он, наверняка, был карманником. На воле любая баба сомлела бы от таких прикосновений.
– Тебе бы не шконку тискать, а пианино… такими-то ручонками шаловливыми, – заметил кто-то из другого ряда.
Огородников равнодушно созерцал, как ощупывают его вещи. Его телогрейка вертелась в цепких лапках шустрого надзирателя. Пусто!
Второй продолжал ползать то под нарами, то вдоль стенки. Не найдя ничего и не теряя времени, они перешли дальше. Огородников поднял с пола свои пожитки. Рядом присел Мальцев:
– Что, хлопец, тоже ничего с собой не кантуешь? У меня было с собой письмо, ещё на уральской тюрьме полученное. От матери и сестёр. Почти год с собой таскал. Вот здесь, – он ткнул пальцами в левую часть груди. -Так сховал, что почти год не могли найти, но. потом в бане кто-то с тельняшкой свистнул.
В стороне поднялся надрывный, выворачивающий душу мужской скулёж. Высокий худой арестант упал на колени прямо перед старшиной. Хотел вскинуть руки кверху, но получил от надзирателя крепкий удар в спину.
– Богом прошу! Не отымайте, нельзя! Богом прошу!
У старца-баптиста въедливый надзиратель обнаружил крошечный крестик – изъяли. Старец не на шутку убивался по крестику и всё причитал, давясь слезами.