– Детишки нашли себе мамочку, – с ухмылкой сказал Ким. – Только они кое-что не знают.
Верона медленно повернула голову, посмотрев на Кима. Её глаза – единственное, что могло передать её эмоции – остались спокойными, как поверхность пруда. Кима это ещё больше разозлило, ведь её постоянное безразличие было словно издёвка, которую он не мог игнорировать, и это лишь усиливало его раздражение.
– Да ты что, – сквозь зубы сказал Ким.
Верона вновь отвела взгляд, будто ничего не произошло. Ким стиснул зубы. Он чувствовал, как раздражение копится внутри него, словно горючее, готовое воспламениться в любой момент.
– Хватит, Ким, – холодно произнёс Авель, его голос пронзал тишину, как лезвие.
Феру прервал их:
– По пути в Икжлов мы сделаем ещё одно дело. Нам нужно посетить старого друга, – сказал он с лёгкой улыбкой.
– А он знает, что ты идёшь? – спросил Авель.
– Уже давно, очень давно, – ответил Феру.
Арсений ощущал странную пустоту. Всё, что раньше казалось важным, теперь вызывало лишь отголоски воспоминаний. Не зная, куда направить себя перед отъездом, он решил ещё раз навестить дедушку. Чувства глухо давили на него, словно невидимая тяжесть, напоминая, что есть вещи, от которых нельзя убежать.
Больничный коридор был тихим и почти безжизненным. Свет ламп холодно отблёскивал на кафельном полу, а запах антисептика добавлял ощущение безнадёжности. Арсений чувствовал, как каждый шаг отдаётся в ушах, будто отмеряя время.
Он зашёл в палату и остановился на пороге. Дедушка лежал на кровати, окружённый медицинскими приборами, которые равномерно тикали и издавали короткие сигналы, словно напоминали о том, что жизнь всё ещё теплилась в его теле. Лицо старика казалось измождённым, черты заострились, кожа натянулась, а глаза – единственное, что оставалось неизменным, – блестели тем же упрямым светом, который Арсений помнил с детства.
– Жив ещё, – дедушка криво улыбнулся, пытаясь придать своим словам бодрость.
Арсений молча кивнул, чувствуя, как в груди странно щемит. Эта попытка шутить, несмотря на слабость, пробивала его защиту.
Он стиснул губы, скрывая горечь, и с трудом заставил себя улыбнуться.
– Завтра я улетаю, – сказал Арсений, обрывая тишину. Его голос звучал сдержанно, почти сухо, как будто он боялся, что эмоции выдадут его. – Ты точно не хочешь, чтобы я перевёл тебя в другую больницу? – Вопрос был скорее формальностью – он знал ответ.