Антуанетта и Илария относились к ней сдержано, как к гувернантке. Порой не слушались, но хотя бы не обижали. Обе пошли в мать, то есть росли склонными к полноте. Одна конопатая, другая с лицом как луна, но каждую величали герцогиней королевской крови. Вильгельмину бесила подобная несправедливость. Ее дед и дядя – короли, а ей достался только скромный титул учтивости.
– Вы вознесетесь на самую вершину, – напустила еще больше тумана гадалка. – Карты говорят, все случится этой осенью.
– Ох!
Мария откинулась на спинку кресла, замахала на себя руками.
– Воды, воды! – запричитала она, и фрейлины тут же бросились к ней кто с холодным компрессом, кто с хрустальным кувшином.
Наблюдавшая за всем у стены Вильгельмина отвернулась, чтобы скрыть брезгливую гримасу. «Тетушка» неизменно вызывала в ней отвращение своим обжорством, тупостью и подобными припадками. Умом она понимала, что должна сочувствовать женщине, потерявшей столько детей: из десяти беременностей только половина закончилась рождением детей, но не могла. Даже полное небрежение Руперта, наведывавшегося в спальню супруги исключительно для продолжения рода, не помогало. Она неизменно сравнивала Марию с собственной матерью, не в пользу первой, разумеется.
Пока фрейлины суетились над тучной Великой герцогиней, в четыре руки обмахивая ее веерами, Вильгельмина надумала ускользнуть из Большого салона. Ей хотелось тишины. Туда, где не пахнет духами, не слышно фальшивого смеха, не нужно притворяться.
О, как она их всех ненавидела: и двуличную Ирину, воспринимавшую ее как диковинного зверька, и Марию, и Руперта, и Густава! Но больше всех – Армана. Он разлучил ее с матерью, бросил в корзину со змеями, сделал предметом насмешек. Вроде, невеста, а, вроде, нет. Предварительные бумаги подписаны, но жениха она ни разу не видела, даже мельком. Ее считают гувернанткой детей принца Руперта, относятся соответствующе… Что она забыла в этом дворце, что мешает ей вернуться в Майен?
Деньги.
Стиснув зубы, Вильгельмина прислонилась спиной к дверному косяку.
Никто не заметил ее отлучки. Прекрасно! Если и есть место, где никто ее не потревожит, так это часовня. Проводившие свои дни в лени и праздности родственники не спешили каяться перед Творцом. Вильгельмина тоже не собиралась – там были тени. Хотелось снова заключить их в объятия, соткав крылья, приподняться к потолку… Кристина Августа не догадывалась, но ее дочь часто летала, возносилась на звонницу и оттуда смотрела на спящий город.