Темный лес / Dark Forest - страница 2

Шрифт
Интервал


Если честно, они не могли провести вместе и десяти минут, не дойдя до точки кипения. И когда Толстой поймал Тургенева на том, что он учит его дочерей танцевать канкан, его гигантская голова чуть не взорвалась. Автор «Войны и мира входит в комнату, а там все четыре девушки вскидывают ноги и отклячивают зад под музыку Оффенбаха. Он чуть не задушил Тургенева голыми руками.

Тургенев был из тех, кто мог ездить верхом на корове и вести долгие философские разговоры с белками, но при этом ожидал, что я должна воспринимать его серьезно. Он слышал голоса в дуновениях ветра. «А может, это всего лишь дьявол, пускающий голубков», – говорил он.

Ну как здравомыслящая женщина может любить мужчину, который ее обожает? Есть что-то глубоко неестественное в избытке любви. Он всегда прощал меня, даже когда я ничего не делала. Это так меня злило, что хотелось огреть его лопатой. И он постоянно наблюдал за мной. Он видел все, но словно отраженным в кривом зеркале.

Мудрой была только его проза.

Думаю, эта неумная преданность, пусть время от времени она льстит человеческому эго, на самом деле разновидность агрессии. Еще один способ подчинить женщину желаниям мужчины.

Мы были такими разными. Мой отец и моя старшая сестра с успехом пели в опере, но я предпочитала фортепьяно и по уши влюбилась в моего учителя Ференца Листа, блестящего пианиста, который играл на рояле так, словно дьявол поджег его волосы. Иногда мне снится, как Лист играет Вторую Венгерскую рапсодию в темном театре, только для меня, его волосы летают во все стороны, пока каким-то образом я, обнаженная, распластавшись перед ним, не становлюсь роялем, его ястребиный нос зарывается в мою душу, а сильные, сильные пальцы, когда он играет, кажется, что их шестнадцать, ласкают мою плоть все с большей и большей страстью, и вот уже наше занятие любовью становится музыкой, а мы – яростным завершением Второй Венгерской рапсодии, которое ни один человек в своем уме не сможет сыграть должным образом.

Но мой отец умер, когда мне было одиннадцать, а в мои пятнадцать Мария, старшая сестра, в зените славы, беременной решила покататься на лошади, вероятно потому, что врачи ей это запрещали. Свалилась с нее, лошадь полмили тащила ее за собой, она встала, улыбаясь, вернулась на сцену, выступила на бис, ушла за кулисы и умерла. Вот так и рухнула моя мечта стать пианисткой.