Одноклассники откровенно надо мной стебались. И даже не скрывали своего пренебрежения. Хотя, по сути, иногда выглядели хуже, чем я. Просто я была слабее. Сейчас это называют противным словом "буллинг" и порицают. А тогда…Тогда это просто было.
Один раз мальчишки собрались толпой и плюнули по очереди мне на голову с третьего этажа школы. Я даже не дрогнула. Не шевельнулась. И гордо пошла дальше, как будто бы ничего и не было. А они кричали мне вслед:
– Линдеман, хоть улыбнись!
И басистый прокуренный хохот.
Летевший мне прямо в спину.
Ненавижу!
Дома бабушка стирала в тазу. В ванной пахло сыростью, хозяйственным мылом и мокрым бельем. Она устало вытерла лоб рукой в мыльной пене и сказала мне:
– Люб, подожди минутку.
Оплеванной мне пришлось сидеть ещё около часа и ждать, пока бабуля закончит.
Потом я с остервенением смывала с себя чужую слюну. И мне казалось, что она будто проросла, впиталась в меня на уровне ДНК. Я чувствовала себя испорченной, грязной и очень плакала. А на следующий день мне вновь пришлось идти в школу.
Один раз меня избили за пристроем школы. За то, что на дискотеке на меня посмотрел первый парень в параллели. И пригласил в компанию. По нему текли все.
Все. Кроме меня.
Мне чуть не выбили зуб. Он шатался. И я не могла есть ничего кроме бульона неделю. С тех пор мне вовсе не хотелось думать о пацанах. Я полностью ушла в чтение и учёбу. Книги доставались мне всё так же от двоюродного брата Антохи, как и остальное.
Он был приемным сыном маминого брата, который владел не много не мало, а небольшим продуктовым заводиком.
Во мне больно отзывалась эта несправедливость. Антон – приёмный сын. А у него есть все. Пожалуй, это я должна была родиться в семье дяди Андрея. Ну почему не я?! Почему я родилась у мамы? А не у дяди Андрея?!
Антоха мог позволить себе более заманчивые развлечения, чем чтение. Поэтому со временем ко мне перекочевало все его мальчишечье книгохранилище.
– На вот. Это тебе, зубрилкина.– хохотал он, доставая из пакета очередные гладкие и шершавые обложки.– Мне все равно на Кипре они не понадобятся.
Я цокала. Пыхтела. А в душе улыбалась. Больше всего на свете я обожала запах новых, хрустящих, не библиотечных книг.
Дни летели с бешеной скоростью.
Зиму сменила весна.
Весну – лето.
А лето – серый ноябрь.
Я не ходила в школу неделю. У меня был бронхит. Но сидеть безвылазно дома оказалось невыносимым, поэтому, завязавшись в колючий шерстяной шарф до ушей, я выползла на улицу.