Берти обернулся ко мне, изумленно распахнув глаза, и меня словно пригвоздило к месту. Я поняла, что он думает о том же, о чем думала я. От этих мыслей мое сердце забилось так сильно, что я ощущала биение крови в уголках глаз. Меня охватил лихорадочный озноб, во рту пересохло, в горле встал ком.
– Думаешь, он наконец…
– Может быть, – перебила я Берти. Я не хотела, чтобы он произнес это вслух. Мне и так было понятно, о чем он говорит. О ком он говорит. О моем крестном.
– Сегодня твой день рождения, – сказал Берти, и я была тронута, уловив в его голосе нотки грусти.
Меня будто парализовало. Я так долго мечтала, что крестный вернется за мной, но никогда не задумывалась, что будет потом. Когда все случится. Куда он меня уведет? Где я буду жить?
Его храм в Рубуле нельзя было назвать настоящим святилищем. Крошечный двор с черной колонной из цельного камня, неизвестно кем возведенной. На постаменте – горящая вечным огнем свеча, которую никто никогда не менял. Ни крыши, ни навеса. Там негде растить ребенка, растить меня. Насколько я знала, у крестного не было ни жрецов, ни послушников. Никто не хотел посвящать жизнь богу смерти.
– Мама будет плеваться огнем, если мы опоздаем. Идемте! – Этьен развернулся и побежал прочь.
– Пойдем. – Берти протянул мне руку.
Я не хотела за нее браться. Как только мы возьмемся за руки, нам придется бежать к маме, а потом мы приедем в храм с черной колонной, и там он будет ждать меня. Мой крестный.
В храме богини Священного Первоначала три витражных окна. На центральном, сразу за алтарем, которое выходит на восток, чтобы его раньше всех озаряли лучи восходящего солнца, изображена светлая богиня во всей своей лучезарной красе. Кусочки цветного переливчатого стекла составляют ее лицо, скрытое плотной вуалью, но, несомненно, прекрасное, ее длинные волнистые локоны и струящиеся одежды.
Правое окно занимают Разделенные боги. Толстые проволочные прожилки придают их лицу сходство с разбитой и склеенной вазой, так что становится ясно: хотя они заключены в одном теле, на самом деле их много.
В левом окне изображен бог Устрашающего Конца. Это не столько портрет, сколько орнаментальная мозаика, сложенная из треугольных кусочков с острыми гранями. Намек на что-то невыразимое. Темно-серые и насыщенно-сливовые стекла так густо замазаны краской, что почти не пропускают солнечный свет. Даже в самые ясные дни окно грозного бога Устрашающего Конца остается печальным и темным.