Утром я встал легко, хотя вчера ходил на тренировку, а потом допоздна просидел в чате с пацанами. Проверил телефон: последние мемчики от Черноуса пришли в четыре утра. «Во, Мих даёт!» – подумал я о Черноусове. – «Сегодня, значит, его в школе не будет».
У меня всегда была своя комната: кровать, шкаф с одеждой, гитара на стене, письменный стол и высокий пенал для книг, учебников и тетрадей. Сколько бы мы ни переезжали, набор мебели у меня неизменно был такой. Я быстро натянул покрывало на кровать, сходил в ванную и пошёл на кухню ставить чайник.
Линда после утренней прогулки спала на прохладном кафеле в прихожей и едва взглянула на меня сквозь сон. Родители уже уехали на работу. Привычный завтрак: варёное яйцо, творог в зёрнах, бутер с маслом, сыром и ветчиной из индейки, два блина полить сгущёнкой, всё запить чаем. Готов!
Физра, русский, химия, английский, две математики, география. Я докинул в рюкзак несколько тетрадок, лишние даже не стал вытаскивать, время поджимало; взял форму для тренировок.
«Ал, салют! Я иду на физру, у подъезда в восемь», – надиктовал я в «телегу» Алке.
«Ок», – тут же ответила она и спустя две минуты дописала: «Привет».
Без пяти восемь я был уже у лифта. Ещё минута – выскочил из подъезда, дошёл до следующего и принялся ждать.
Синицына обычно не опаздывала, но иногда случалось. Наконец дверь призывно пропела и выпустила Алку на улицу. По её виду я сразу понял: не в духе. Синичка ненавидела утра. Я знал по опыту, что не надо обращать внимания на её хмурое лицо, вскоре «распогодится», тучи разойдутся, настроение выровнится.
– Привет, – буркнула она, протянула мне сумку с учебниками и засунула руки в карманы безразмерного худи. Куртку она даже не застегнула. – Ты чего это вдруг на физру собрался?
– Набрал немного, нужно размяться, – соврал я зачем-то. – Скоро майские соревнования, Сан Славыч в конец озверел, гоняет нас, как сидоровых коз, а я не в форме.
Не мог же я сказать Алке, что иду на урок, только чтобы посмотреть на Клару в спортзале. Как она себя ведёт? Спортивная ли она? Я и себе-то в этом решении едва признавался.
Весь по путь до школы мы шли молча.