Апрель набирал силу. Я любил это время года, хотя именно весной чувствовал упадок сил. В природе всё прибывало, а у меня, наоборот, вся энергия куда-то сливалась. Школа порядком поднадоела, весь год учителя накручивали нервы. Даже мои родители, которые в принципе всегда мне доверяли настолько, что совершенно не следили ни за оценками, ни за посещаемостью, в последнее время то и дело спрашивали, как у меня дела с подготовкой к ОГЭ. Я сам писал заявления на пропуск школьного дня от имени мамы, когда мне хотелось просто остаться дома и тупо выспаться. Мои пацаны от такого балдели, а я делал вид, что это ерунда, ничего такого, но в тайне страшно гордился – ещё бы, обмануть систему с позволения родителей.
Конечно, я особо не злоупотреблял такими вещами: ну, от силы раз-два в месяц мог себе позволить такой побег. Вообще я заметил, что учиться на «отлично» мальчикам было проще, чем девочкам. С нас был меньший спрос, что ли. Ну, пошутишь пару раз, главное, контрольные и самостоятельные пиши на пятёрки, а там учителя закроют глаза на пропуски и несданные вовремя доклады и сообщения. Только физик и физрук трясли пацанов крепче, чем девчонок. Робели они, что ли? Перед оглушительной женской красотой.
Я, признаться, робел. Девочки для меня были тайной, мечтой, несбыточным желанием. Их смех, нежный голос, взрослеющее тело томили меня, дразнили, я терялся, мысли путались, стоило какой-нибудь из них обратиться ко мне напрямую. Свою застенчивость я прятал за нарочитой грубоватостью и юмором. Ни одна душа не догадывалась, что, обернувшись на уроке и встряв в чужой разговор, куда меня не приглашали, я мучился вопросом, каковы на вкус губы Белоглазовой? Настолько притягательно они блестели под какой-то липкой дрянью.
Алка Синицына, строго говоря, была девочкой, но я её знал так долго и так хорошо, что никаких тайн и желаний в отношении неё у меня не было. Она оставалась моим другом, корешом, братом. И сейчас я ей соврал.
Ещё с детского сада я уяснил, что самое простое – говорить правду либо не говорить ничего вовсе. Тогда не придётся запоминать тонну лжи. Но если приходится врать, то врать нужно с кучей мелких деталей, подробности придают вранью правдивость. И поэтому приплёл своё «не в форме», чтобы в глазах Аллы иметь право быть на физре.