– Ты ведь знаешь, что я стараюсь, – пробормотал он, отворачиваясь к стене, словно пряча своё лицо от её взгляда. В его голосе была горечь, от которой трудно было избавиться. – Что ещё я могу сделать? Я работаю день и ночь ради вас, ради будущего наших детей.
– Но где ты в нашем настоящем? – перебила она, – Ты где-то там, за пределами дома, а здесь, со мной и с детьми, тебя нет. Ты просто существуешь рядом, но не вместе.
Он почувствовал, как разочарование и усталость нахлынули на него, затягивая в пропасть безответных вопросов и неоправданных надежд. Ему вдруг стало тяжело дышать в этой комнате, словно стены стали ближе, давя на плечи.
– Я думал, что всё делаю правильно, – тихо сказал он, больше себе, чем ей. – Но, видимо, ошибался.
Мать не ответила. Её молчание стало последним ударом в этом разговоре, который оставил его чувствовать себя ещё более одиноким и потерянным. Возможно, эта короткая беседа о новом имени дала ей на миг ощущение контроля над своей жизнью, что-то, что было в её власти, но и в тот же момент показала хрупкость основания, на котором держится этот брак.
На следующее утро мать проснулась от глухих звуков ссоры, доносящихся из соседней комнаты. Сквозь полузакрытые веки она различила голоса Адриана и Сантьяго, которые что-то громко выясняли между собой. Её тело было тяжёлым, словно не хотело покидать кровать, а голова звенела от ночных размышлений. Она с трудом поднялась, натянула халат и, не ожидая ничего хорошего, направилась в комнату детей.
Когда она открыла дверь, перед ней предстала обычная картина: Сантьяго и Адриан стояли друг напротив друга с нахмуренными лицами, бросая обвинения в воздух. Оба были в пижамах, растрёпанные, злые, будто ночь унесла их терпение, оставив лишь упрямство и злость.
– Что опять не так? – её голос прозвучал резко, не терпя возражений.
Адриан повернулся к ней, его лицо пылало гневом, а в руках он держал игрушку, которую, видимо, Сантьяго пытался у него отобрать.
– Он забрал её без спроса! – выкрикнул Адриан, поднимая игрушку, словно предъявляя матери неопровержимые доказательства своей правоты.
Сантьяго, стоявший чуть поодаль, скрестил руки на груди, упрямо глядя на мать.
– Ха! Это мой подарок!
Мать устало закрыла глаза, мысленно считая до десяти, прежде чем снова заговорить. Она уже не помнила, сколько раз ей приходилось разнимать братьев, успокаивать их безумные споры, которые ей казались такими незначительными в сравнении с её собственной усталостью.