Туфли Онегина скрипнули на сверкающей глади дорожки, когда он сделал первый неуверенный шаг. Сердце его стучало в тревожно-быстром ритме. С каждым новым движением, он все больше боялся подскользнуться, поэтому, старался сохранить равновесие. Луна, полная и яркая, сквозь дымку облаков освещала путь, придавая ему сияющий оттенок.
Осторожно опустив глаза, Онегин увидел, как там, вдалеке, подернутая белым покровом даль, простирается вперед, ровная и безмятежная.. Лишь редкие тени деревьев, отброшенные лунным светом, играли на снежной глади. Переведя взгляд, он увидел вершины гор, увенчанные снежными шапками. Сверкающей лентой, извивалась река, ее воды блестели, отражая звёздное небо.
На страже зимнего царства стояли ели, ветви которых были окутаны сверкающими гирляндами.
В момент, когда мир раскрылся перед ним во всей своей безмолвной красе, Онегин ощутил, как земля где-то внизу под ним начинает кружиться, словно сама природа, в своем безмятежном танце, приглашала его к «вечному полету». Запорошенная морозом долина манила его, уводя в бесконечные просторы зимней сказки.
Вокруг мерцали звёзды-жемчужины на бархатном фоне ночи, и Онегина охватывало чувство, что они смеются над ним. Эти далёкие и близкие огоньки были недоступны, как мечты, когда-то лелеемые им, а теперь казавшиеся лишь призрачными обрывками, напоминая о бесконечной всеобъемлющей скуке. Он вспомнил о тех временах, когда смотрел на бездонное небо в поисках вдохновения, мечтая о любви, о славе, о путешествиях.
«Что же произошло со мной?» – подумал Онегин, ощущая, как его окутывает тишина ночи. – «Где та искра жизни, что когда-то горела в моей душе? Теперь я лишь тень самого себя, блуждающая в бездне неопределённости и утраченных надежд.»
Евгений не раз уже пожалел о том, что согласился на этот рискованный договор с Азазелло. Он шёл, чувствуя, как учащается пульс,а ладони становятся влажными. Онегин знал, что, скорее всего, он здесь не один. Сзади должен быть человек, толкнувший его на это сомнительное приключение. Наконец, не в силах дальше терпеть гнетущее чувство, он резко обернулся – и тут же заметил мрачного рыцаря, бесшумно идущего за ним по пятам. Шлем закрывал лицо, но Онегин мгновенно узнал Азазелло. Черты его лица, скрытые под стальной маской, вдруг обострились, став резче и строже. Глаза рыцаря смотрели сквозь Онегина, проникая в самую глубину его души. Доспехи покрывали тело, как броня давно забытого века, неподвластная времени и человеческому прикосновению. Они выглядели изношенными, но не потерявшими своей устрашающей силы. Каждый шов, каждая вмятина словно хранила в себе историю – историю побед и поражений, надежд и разочарований. В этом наряде скрывалось нечто, что заставляло даже самых мужественных колебаться от страха.