Чтобы избавиться от неприятных чувств и мыслей, я разыскал Лену, и мне стало хорошо и спокойно. Лене было очень интересно, что за хуйня у нас творится, но я постарался уйти от разговора, пообещав ей, рассказать всё, но немого позже. Весь день мы с ней проболтались совсем без пользы, лишь только к вечеру зайдя в сельский лабаз, прикупили на последние деньги бутылку Фетяски, пачку Пегаса и шоколадку Алёнка. Слава Богу, что Лена не курила. В связи с тем, что в Лагере до нас никому не было никакого дела, мы основательно обнаглели, и ушли в палатку сразу же после ужина, однако ж, развратничать начали только после отбоя. Смена заканчивалась в понедельник, так чего бояться в ночь с субботы на воскресенье? Правильно, вот мы ничего и не боялись. Не успели протрубить отбой, как Лена сама сняла трусы. Что было дальше догадаться не так уж трудно, но мне кажется, что никто не догадается. Я тоже не догадывался, пока сам не попробовал. Во всем виноваты кровати. Такие, блядь, железные кровати с пружинными матрацами. Ни дать, ни взять. Точнее дать можно, а вот взять не получается. Ладно, если бы Лена была бы такой же блядищей как Люба, но так у неё тоже было в первый раз.
Промучившись почти до семи утра, я осознал, что, несмотря на несколько оргазмов ручной работы, Лена так и осталась девственницей. У нас было всё, даже более чем всё, всё кроме внедрения. Обидно, но мы не расстроились, ибо в Москве у меня была деревянная кровать с нормальным матрацем, а кроме того, у нас была впереди ещё одна ночь, правда без Фетяски. Надежды юношей питают, но не всех. Меня надежда обманула. Сразу же после завтрака в Лагере зачем-то нарисовались родители Лены и забрали её, не дав даже толком попрощаться со мной. Как того и следовало ожидать, мы не успели обменяться телефонами, но и это меня не особо расстроило. Надежда – мой компас земной, а удача – награда за наглость. Я знал, в какой школе учится Лена. Нет ничего проще. Пришёл в школу, нашёл восьмой класс, пусть их даже три, а там моя Лена. Говно вопрос. Решу. Однако весь день я пребывал в тупой печали. Как-то было совсем тоскливо. Дружков выгнали, Лену забрали родители, а ещё осадок от старшей пионерской пробляди. Ближе к вечеру мне безумно захотелось курить, но у меня куда-то исчезли все спички. Нет счастья в жизни. Даже спичек, и тех нет. Всем известно, кто такой солдат без спичек. Об этом ещё много лет назад писал Ярослав Гашек. Слава Богу, что я уже не пионер, но ещё и не солдат, а то бы меня замучили угрызения совести, что я не могу дать прикурить господину офицеру.