Посещение публичных домов было обязательно каждый месяц в день получки заработка; об этом удовольствии мечтали вслух за неделю до счастливого дня, а прожив его – долго рассказывали друг другу испытанных наслаждениях. В этих беседах цинично хвастались половой энергией, жестоко глумились над женщинами, говорили о них брезгливо отплевываясь.
Но – странно! – за всем этим я слышал – мне чудилось – печаль и стыд. Я видел, что в "домах утешения", где за рубль можно было купить женщину на всю ночь, мои товарищи вели себя смущенно, виновато, – это казалось мне естественным. А некоторые из них держались слишком развязно, с удальством, в котором я чувствовал нарочитость и фальшь. Меня жутко интересовало отношение полов, и я наблюдал за этим с особенной остротою. Сам я еще не пользовался ласками женщины, и это ставило меня в неприятную позицию.. злые жалобы девушек на студентов, чиновников, и вообще на "чистую публику",
вызывали в товарищах моих не только отвращение и вражду, но почти радость, она выражалась словами: «Значит, образованные-то хуже нас!»*
Алексей наблюдал, как скука забивает людей, как создаются трогательные песни о муках любви, видел, что «дома утешения» являются «университетами», откуда выносят уродливые знания.
Лавка почти не приносила дохода, и хозяин открыл булочную, в которой Алексей был подручным и обязан был следить, чтоб пекарь не воровал.
Он, конечно, воровал, – в первую же ночь работы он отложил в сторону
десяток яиц, фунта три муки и солидный кусок масла.
– Это – куда пойдет?
– А это пойдет одной девченочке, – дружески сказал он и, сморщив переносье,
добавил: – Ха-арошая девченка!
Почти ежедневно в пять, шесть часов утра, на улице, у окна пекарни является коротконогая девушка; сложенная из полушарий различных размеров она похожа на мешок арбузов. Спустив голые ноги в яму перед окном, она, позевывая, зовет:
«Ваня!»
Вытянув в окно волосатую руку, пекарь щупает ноги девицы, она подчиняется исследованию равнодушно, без улыбки, мигая овечьими глазами.
«Пешков, вынимай сдобное, пора!»
Я вынимаю из печи железные листы, пекарь хватает с них десяток плюшек,
слоек, саек, бросая их в подол девушке, а она, перебрасывая горячую плюшку с ладони на ладонь, кусает ее желтыми зубами овцы, обжигается и сердито стонет, мычит. Любуясь ею, пекарь говорит: