Глава 10. Разгром Новгорода
Не сине-то море колыбается,
Не сырой-то бор разгорается —
Воспылал-то Грозный царь Иван Васильевич,
Что надоть казнить Новгород да Опсково.
Расплывался над Новгородом гулкий благовест, разнося добрую молвь: государь-батюшка к празднику пожаловал!
Несметные толпы народа окружили царский путь, приветствуя самодержца, следующего с сыном Иваном, со всем двором и стрельцами, радостными покриками.
– Царь грядет!
– Слава Богу на небе, слава! Государю нашему на всей земле слава! Чтобы правда была на Руси, слава!
Дивясь на мётлы и оскаленные собачьи головы, привязанные к сёдлам[45], бежали горожане за венценосным гостем, окружённым отрядом стрельцов.
– Будет вам святой вечер! Горя у нашего благочестивого царя полная котомка – бери не жалко, оделит каждого! – скакал и плясал в толпе юрод.
– Чего расплясался, бездомок! Болтаешь языком, что овца хвостом, – сердито зыкнул некто на дурачка.
На Волховском мосту встретил царя владыка Пимен и хотел осенить хозяина земли Русской крестом и чудотворной иконою.
Но Грозный сказал архиепископу:
– Злочестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить в моё сердце с своими единомышленниками, здешними горожанами! Вздумал нашу отчину, этот великий богоспасаемый Новгород, предать иноплеменникам, литовскому королю Сигизмунду-Августу! Отселе ты уже не пастырь, а враг церкви, хищный волк, губитель! – и направил войско прямо на людей.
Шарахнулись новгородцы в недоумении, расступились, пропуская царёву рать.
– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас! – крестились в страхе, предчувствуя беду неминучую.
И не ошиблись. Повелел Иоанн своим доверенным людям узнать истину и вскрыть измену, и те учинили обыск в Софии. Найдя же за образом Богоматери письмо на латинском языке о сдаче Новгорода Литве, представили государю. Выхватил он его из рук и захохотал зловеще: большего доказательства не требовалось.
В Софийском храме шли последние приготовления к празднованию Рождества Христова. Пономари уже убирали амвон и по стародавнему обряду устанавливали халдейскую печь, разрисованную изображениями и украшенную позолоченной резьбою, когда самодержец с опричниками вошёл к архиепископу. Высокий, статный, важного вида Пимен склонил перед царём голову: