хана! Но не внял я слову мудрых. И вот хан в готовности, чтобы идти на Москву. Будь ты трижды проклят, шайтан
[66]!
Тревога была не мнимая. Вскоре пригнал гонец из Касимова городка с дурной вестью: сторожевые атаманы слышали хриплое ржанье коней в отдаленье и заметили скопившиеся у границы войска кочевые. И великий князь в ожидании татарского нашествия немедленно отправил лучших воевод-князей Ивана Фёдоровича Мстиславского, Михайла Ивановича Воротынского, Ивана Андреевича и Ивана Петровича Шуйских с многочисленной ратью к берегам Оки. Сам с опричниной выступил в Серпухов.
Но было поздно. Полчища Девлет-Гирея уже перешли реку. И все государевы бояре и воеводы поспешили вернуться в столицу, чтоб защищать город. Сказывали потом, что во время этого отступления произошло страшное знамение с волками: они преследовали стаями русичей и так ужасно выли, что у многих волосы становились дыбом.
Иоанн же, отрезанный от главного войска, вынужден был отступить из Серпухова в Бронницы, оттуда – в Александровскую слободу, а из слободы – в Ростов.
И ханские стада, не встречая никакого сопротивления, ринулись прямо на Москву.
А не сильная туча затучилася,
А не сильные громы грянули —
Куда едет собака крымский царь?
А ко сильному царству Московскому:
«А нынечи мы поедем к каменной Москве,
А назад мы пойдём – Рязань возьмём»…
Зеленела-благоухала земля русская, все цветы весенние распустились. Соловьи громко-звонко заливались с восходом солнечным.
Раным-рано поутру в Вознесеньев день[67] снарядилась деревенская молодёжь: девушки в пёстрых сарафанах и алых лентах, парни в нарядных рубахах, и, взявшись за руки, отправились за околицу на весёлое гулянье.
– Ой, глядите-ка! Кукушка летает по деревне! – идучи, заметила одна из подружек. – К пожару это!
Приутихли тут девицы, а другая, смешливая, всех веселее, осадила сведующую:
– Бог с тобой, Марфутка! Это она всех на свой, кукушкин праздник[68]