– Нет, – ответила Валенсия. С вызовом, как ей хотелось надеяться. Однако привычка оказалась сильнее ее, и ответ прозвучал жалобной попыткой умилостивить гнев матери: – Я… я просто решила обрезать куст. Он болен. Он не цветет и не зацветет никогда.
– Но это не причина, чтобы с ним разделаться, – строго сказала миссис Фредерик. – Он был красив, даже очень. А ты сделала его жалким.
– Розы должны цвести, – насупилась Валенсия.
– Не спорь со мной, Досс. Наведи здесь порядок и оставь куст в покое. Не знаю, что скажет Джорджиана, когда увидит, какую дичь ты с ним сотворила. Ты меня удивляешь. Сделать такое, не спросив моего разрешения!
– Это мой куст, – пробормотала Валенсия.
– Что такое? Что ты сказала, Досс?
– Я только сказала, что это мой куст, – тихо повторила смутьянка.
Миссис Фредерик молча развернулась и ушла в дом. Семя раздора было посеяно. Валенсия знала, что глубоко обидела мать и теперь та два-три дня словом с ней не обмолвится, перестанет вообще ее замечать. Кузина Стиклс будет бдительно присматривать за Валенсией, но миссис Фредерик губ не разомкнет, храня каменное молчание оскорбленного величества. Валенсия со вздохом вернула садовый нож на законное место в сарай для инструментов, убрала ветки и вымела листья. И тем не менее при взгляде на искромсанный куст губы ее тронула улыбка. Он стал удивительно похож на свою дарительницу, дрожащую и щуплую кузину Джорджиану.
«Да, я и в самом деле порядком его изуродовала», – подумала Валенсия, не испытывая, впрочем, раскаяния – лишь сожаление, что обидела мать. Дома будет очень неуютно, пока та не простит ее. Миссис Фредерик была из тех женщин, чей гнев наполняет дом до краев. Ни стены, ни двери от него не защищают.
– Сходи-ка лучше в город за почтой, – велела кузина Стиклс, когда Валенсия вернулась из сада. – Мне это не по силам. Этой весной я что-то совсем ослабла. Вечно мне нездоровится. Загляни в аптеку и прикупи мне бутыль красной настойки доктора Редферна. Ничего нет лучше от телесной немощи. Кузен Джеймс предпочитает фиолетовые пилюли, но мне лучше знать. Мой покойный супруг, бедняжка, принимал настойку доктора Редферна до самой своей кончины. Не позволяй им содрать с тебя больше девяноста центов. За такую цену ее можно заполучить в Порте. И что ты наговорила своей бедной матери? Ты когда-нибудь вспоминаешь, Досс, что мать у тебя всего одна?