Когда змеиногорская погода
тебя к мышам загонит
на ночь
в стог,
по правилам великого народа
почувствуешь и Запад, и Восток.
Привет, отель, из клевера и мяты!
Привет, норушка,
что ж ты обмерла?
О чём пищишь?
Мне жалобы понятны:
не слышать бы свирели и сверла…
Прав Монтескьё: ландшафт, сиречь природа,
не просто степи или суходол…
Хотел я глянуть дальше огорода.
Гром громыхнул: «Иди!» —
и я пошёл.
Я шёл на жизнь.
Постыдное начало —
рвать сапоги, тащась куда-нибудь.
Медведица мне в небе помогала,
вылизывала ярко Млечный Путь.
Кромсая кедры Древнего Алтая,
бензопила провыла:
«Ты – злодей!»
Своё земное небом утоляя,
и я вгляделся в правила людей:
и в правила скорбящих иудеев,
которых жгли повсюду и всегда;
и в правила скупые для плебеев,
в которых вифлеемская звезда;
и в правила – чернеть медвежьим шапкам,