– Сила есть, ума не надо, ага, – поморщился юноша, кое-как поднимаясь.
– Я не понял, это ты меня тупым ща назвал? – поднял свои светлые брови Петрус и оглянулся на своих ребят.
– Даже не удивительно, что не понял, – криво усмехнулся паж.
– Да ты вообще хоть знаешь, кто я? – хорохорился громила. – К твоему сведению, поверенный самого лорда!
– Да хоть кошки драной, – сплюнул ему на башмак юноша.
– Эй! – возмутилась остроухая особа из рода фелинов.
– Это он сейчас и вас, и лорда самого оскорбил! – возмущался Петрус, повернувшись к женщине-кошке и оглядев остальных.
– Тут зубы выбили пажу, и тот упал без сил! – забренчал по струнам вскочивший с места гном, но видя, как на него злобно уставились дружки светловласого бугая, попятился к выходу. – И наш чудесный музыкант покинул вмиг трактир!
Пел он нескладно. То ли выпивка так повлияла, то ли перенервничал. Но голос его в тон нот, издаваемых лютней, не попадал. Может, потому и поспешил убраться подальше от происходящей разборки, чтобы его самого за фальшь не задело.
– Куда же он… – расстроилась у стойки та пьяная девица, которую ранее гном с собой туда притащил.
– Так и не взялся тачанку мою продавать, – сожалел трактирщик.
– Да куда он с тонущего корабля? Один трактир на весь город, Ганс. Вернётся ещё, никуда не денется, – заверил Берн, вслушиваясь в происходящее за спиной.
– А если сядет на первую же телегу и в другой город укатит? – спросил тот.
– Он ж меня нанял эскортом, – напомнил Бернхард.
– Так и ждёт снаружи. Как выйдешь, так и укатите. Вдруг он уже там с конём или с нанятой повозкой как раз окажется, – предположил трактирщик.
– Ну, стало быть, не судьба, – цокнул языком Берн, заглянув в свою почти опустевшую кружку, и с хищным взором стал изучать рюмку багряной ягодно-травяной наливки, оставленную Аргоном. – Если письмо от матери придёт, ты за меня так и ответь: мол, нашёл работёнку, поехал по городам музыканта сопровождать, скоро вернусь, расскажу, где что видел. Она любит слушать про разные города…
– Она ж по почерку поймёт, что не ты, – удивился Ганс.
– Так ты от себя напиши, дурья башка, – закатил глаза экс-капитан.
– У меня, сам знаешь, почерк хромает, – фыркнул трактирщик.
– Хромает у нас косой дядька Вукол и одноногая Карлина. Нечего на почерк свой наговаривать, – спорил с ним Берн.