– Ну и пусть, – вслух сказала Анна Мария сама себе.
Ее слова пробудили дом, будто замерший в ожидании, чем завершится встреча новой обитательницы и старого «вокруг». Внезапно оживились прежде глухие звуки. Тиканье часов в холле, глухое урчание работающей посудомоечной машины, механическое потрескивание искусственного камина у стены. Дом вздохнул, признав маленькую победу Анны Марии над молчаливой темнотой за окнами.
Темноты, таившей в себе что-то или ничего.
***
Долгие, монотонные гудки в телефонной трубке тянулись, превращая секунды, необходимые оператору связи, чтобы соединить двух абонентов, в застывшее «никогда». Анна Мария пыталась вспомнить, сколько времени она не набирала этот номер, но мысль ее каждый раз перескакивала на что-то другое. Погоду на Апеннинском полуострове, демографические проблемы Конго, прекрасные фотографии Доломитов. Картинки в голове сменяли одна другую. Калейдоскоп изображений поворачивался все быстрее и быстрее, словно ребенок, что держал его в руках, начинал злиться из-за невозможности удержать картинку, сделать ее статичной. Анна Мария начала злиться вместе с этим ребенком и пропустила тот момент, когда гудки из «никогда» превратились в нейтральное «Алло» и последовавшую за ним каплю тишины.
– Мама? – Анна Мария испытала приступ огромной растерянности.
Собеседница ее издала странный звук: нечто среднее между вздохом и фырканьем.
– Здравствуй, Амария.
– Здравствуй, – собственный голос звучал приглушенно, будто она говорила через повязку.
Молчание.
Женщина, которой она позвонила, та, которую она, возможно, по привычке, продолжала считать своей матерью, не стремилась вовлекаться в беседу. Много лет Анна Мария сомневалась, не привиделся ли ей тот рождественский разговор, и много лет не решалась спросить прямо. Образ матери, живущий в памяти, остро резонировал с тем, что встречал ее в реальности. Мать, или та кто ее заменил, не была с ней груба или жестока. Она просто – не была с ней. Не вовлекалась в жизнь растущей девочки, не разрешала возникающие внутренние конфликты, не оказывала ни давления, ни поддержки. В конфликтах дочери с отцом всегда придерживалась нейтральной стороны, которая казалась Анне Марии безразличием. Она словно смотрела со стороны, через незримую стену, отделяющую от нее их с отцом: простых, вспыльчивых и искренних.