«Когда человек родится, он слаб и гибок, когда умирает, он крепок и черств. когда дерево растет, оно нежно и гибко, а когда оно сухо и жестко, оно умирает. черствость и сила спутники смерти, гибкость и слабость выражают свежесть бытия. Поэтому что отвердело, то не победит».
– Сталкер, 1979.
Я приехал в Винтер – Кросс на лето, чтобы продать особняк моей двоюродной тети, которую видел всего лишь дважды в своей жизни. Я был мрачен, неразговорчив и совершенно не хотел уезжать из Лондона и решать вопросы с наследством. Место было одинокое и пустынное, совершенная противоположность шумному и развратному городу, где я прожигал свою молодость: каменные дома, увитые плющом и садовой розой, как близнецы, простирались на мили вокруг, дороги из щебня и брусчатки, словно змеи, плутали по земле, загоняя в мрачные закоулки улиц, где стояли торговцы ядами, падшие женщины и воры, ждущие случайных путников. Небо было пасмурным, хмурым и крупные капли дождя стекали по старым крышам, покрытых черепицей и падали на узкую, проезжую дорогу, смешиваясь с грязью, сеном и глиной. Картина была угнетающей, и я выезжал в город только к старому адвокату своей тети, рано утром, пока город еще спал. Именно тогда я и встретил Селену. Это было несколько недель назад, когда я только приехал в Винтер – Кросс. Она шла по дороге, в старом, нищенском платье и несла корзину крупных слив на продажу. Проезжая мимо, я сперва даже не заметил ее, настолько она сливалась с тем пейзажем, который я описывал вначале. Остановив машину, я сказал:
– Мадам, идет дождь, я могу подвезти вас, куда нужно.
– Знаете, я в состоянии дойти сама. Спасибо.
Мне был неприятен такой холодный отказ, и я настойчиво сказал ей:
– Пожалуй вы правы, ведь не мне идти по улице без зонта.
Девушка плавно обернулась и произнесла:
– Знаете, вы умеете убеждать. Мне нужно на центральный городской рынок.
Я улыбнулся и приоткрыл дверь форда, помогая залезть в него. Не подавая своей руки, она как кошка, мягко запрыгнула на сидение, и кивнула мне в знак благодарности. Я тоже кивнул в ответ, поражаясь хладнокровию и аристократизму, который был в ней. Несмотря на старое платье, в котором была Селена, меня поразили ее стройность и природное изящество. Длинные, белые волосы, слегка влажные от дождя, мягко струились по ее плечам и талии, туго затянутой корсетом. Лицо ее было бледным, овальным и строгим: даже тень легкого румянца не оживляла его.