– Анна, надеюсь, мы поняли друг друга. Я позвоню через недельку. Хорошего дня! – и прежде, чем Анна успела что-то ответить, раздались гудки.
Он позвонит через неделю! В такие минуты ей хотелось забрать у Андрея свой старый «Пинин», прыгнуть в него и через час оказаться в такой дремучей чаще леса, в которой не берет ни одна связь, а уж таких холеных выскочек нет и в помине. При мысли о лесе в голову снова полезли мрачные воспоминания, а перед глазами мелькнула сводящая с ума сцена – стена дождя, низкие, стелющиеся до черной земли лапы елей, словно скрывающие следы преступления, а под ними… под ними…
– Кто это был?
Голос вырвал Анну из тяжелых воспоминаний. В дверях стояла Лена.
Лена была щуплым высоким подростком с только начавшей формироваться грудью и застывшим взглядом. Анна подозревала, что этот безэмоциональный взгляд не был показателем внутренней пустоты – это был защитный экран, проникнуть через который ей пока не удалось. В детстве девочка хапнула лиха, скитаясь по детским домам, пока Анна не забрала ее оттуда.
– Прости, что ты спросила?
– Кто звонил? – бесцветно повторила Лена, словно специально стараясь выглядеть незаинтересованной.
Почему она спрашивает? Ждет звонка? От кого?
– Никто. Просто никто, – ответила Анна.
– Ясно.
– Хочешь есть?
– Нет, спасибо.
– Ясно.
Воцарилось неловкое молчание. Надо было что-то еще спросить, и мысли Анны метались в черепной коробке, спешно ища решения. Хотя нет, спрашивать нельзя – психологи говорят, что дети могут воспринять это как попытку чрезмерного контроля. Тогда что? Что-то сказать? Но что именно? Да уж, Смолина, пока ты будешь думать – девочка уже вырастет!
– Анна, можно я посижу за компьютером? – опередила ее Лена.
«Анна». Собственное имя из уст ребенка резануло, словно холодный нож по венам. Анна сглотнула ком и посмотрела Лене в глаза.
– Ты можешь называть меня просто «мама».
Лена потупилась и опустила взгляд, уставившись в пол. Повисла пелена молчания, преодолеть которую внезапно оказалось непросто.
– Так можно? – негромко вновь спросила Лена, не поднимая глаз.
– Да, – коротко ответила Анна.
Лена поплелась в другую комнату к компьютеру, безвольно свесив плечи, словно птица, запертая в клетку.
Какого черта, подумала Анна. Горячий ком злости поднялся от живота к груди, разгораясь в пожар. Она злилась на эту нелепую ситуацию, на органы опеки, трезвонящие каждую неделю, на Лену за то, что никак не решится назвать ее мамой, а главное – на себя, за то, что упомянула это слово.