Приободрившись, Лерметт потянулся к дорожной сумке. Эннеари,
небось, тоже после очередной нелепой беседы проголодался — а он тут
сидит, размышляет... нет бы дорожному спутнику лепешку-другую
предложить. Еще не хватало себя упрашивать заставить! Что о нем
тогда воспитанные эльфы подумают? А Эннеари — эльф хоть малость и
свихнувшийся, но, вне всяких сомнений, воспитанный. Стыдоба
какая.
Однако воспитанный Эннеари и не подумал взять из рук принца
протянутую ему лепешку. Зря Лерметт полагал, что после вчерашней
беседы с дурацкими выходками покончено. Воспитанный эльф — чтоб ему
пусто было, и не когда-нибудь, а прямо сейчас! — опять принялся
фордыбачить.
— Спасибо, я сыт, — равнодушно произнес Эннеари, даже не
поглядев на лепешку.
Лерметт хотел было поинтересоваться, когда это эльф успел
насытиться и чем — но сжатые губы Эннеари выглядели настолько
решительно, что у Лерметта мигом исчезла всякая охота спрашивать о
чем бы то ни было. Он с тоской поглядел на лепешку, тихо скрипнул
зубами и упрятал лепешку обратно в дорожный мешок. Ничего, Лерметт,
потерпишь. Так тебе и надо. Хоть и говорят, что пустой болтовней
сыт не будешь, а придется тебе именно этой закуской и обойтись.
Стыдись, принц. Да разве это называется голод? Такой голод за
хорошей беседой забывается мигом. А там, глядишь, пора настанет на
привал устраиваться. Там и пообедаем. За столько-то времени эльф
свою дурь по камешкам порастрясти успеет.
— Сыт так сыт, — небрежным тоном промолвил Лерметт, забрасывая
сумку на плечо. — Тогда пошли.
Еще и часа не минуло, как Лерметт понял, что все его расчеты
развеялись в прах. Это вчерашнюю дорогу они с эльфом в беседе
скоротали. Сегодняшняя выдалась не в пример тяжелее. Слишком много
ненадежных камней, слишком крутой склон... разговор заглох, едва
успев завязаться. Путники шли молча, сторожась при каждом шаге.
Тропа петляла как сумасшедшая, кривилась, сменялась нежданными
тупиками. Вчера Лерметт досадовал, что им несколько раз пришлось
спускаться и подниматься. Сегодня они почти ничем иным и не
занимались. Вверх, снова вверх, солнце слепит глаза, вниз, направо,
опять вверх... Лерметт хоть и помнил карту наизусть, но троп,
которыми им пришлось пробираться, не узнавал решительно. Слишком
многое поменял давешний сход. Поначалу Лерметт мысленно
перечерчивал воображаемую карту заново, делая все новые и новые
пометки, но вскоре после полудня новые тропы и старые начали
мешаться у него в голове.