— Но я не могу есть в одиночку, когда мой спутник жареными
слюнками вприглядку обедает! — заорал выведенный из терпения
Лерметт — все же давешнее раздражение и нынешняя суматошная
усталость дали себя знать. — В последний раз спрашиваю, идиот —
жрать будешь?!
— Нет, — кротко ответствовал эльф.
У Лерметта просто руки опустились. Он устал, он проголодался — а
переступить через себя не мог. И взбрело же клятому эльфу в дурную
башку — колом не выбьешь!
Впоследствии Лерметт ругательски себя ругал за сорвавшиеся с уст
в запальчивости слова. Иногда он и вовсе не мог понять, как у него
и язык-то повернулся. Но тогда и там, на стылой горной тропе, слова
эти сказались словно сами собой.
— Знаешь, Эннеари, — холодно произнес он, — по мне, так ты
просто моим хлебом брезгуешь.
Эльф вскочил, словно его наотмашь плетью вытянули поперек спины.
Лицо его побледнело страшно, вновь сделавшись таким, как после
снегового плена. Лерметт осекся.
— Кто бы говорил! — злым ломким голосом выкрикнул Эннеари,
развернулся и бросился прочь.
Лерметт тоже вскочил, мгновенно раскаявшись в сказанном. Он уже
и открыл было рот, чтобы окликнуть эльфа — догнать его всяко не
получится, ишь как ходко поспешает — но тут взгляд принца зацепился
за тропу... за тропу, по которой разгневанный Эннеари шагал, не
глядя.
— Стой! — крикнул Лерметт страшным сорванным шепотом и бросился
вдогон.
Никогда в жизни он так быстро не бегал — да еще по такой
неровной тропе! И ведь он почти успел, почти... задыхаясь, летя из
последних сил, он почти успел, он догнал Эннеари и ухватил того за
шиворот, он почти успел оттащить эльфа... почти успел... ровно
настолько, чтобы проклятый камень, обвалившись, не убил Эннеари на
месте. Ровно настолько — и ни мгновением больше.
Уже оттаскивая Эннеари, Лерметт понял, что опоздал, что спасти
он эльфу сумеет только жизнь. Такое долгое, бесконечно долгое
мгновение... нет, раскроить голову камень уже не поспевает, и
сломать хребет — тоже... а вот теперь опаздывает уже Лерметт,
опаздывает непоправимо... и только мучительный вскрик Эннеари,
когда камень всей тяжестью оседает ему на ноги... вскрик — и
хлесткая пощечина темноты.
— Это... это я виноват, — вымолвил Лерметт, когда глаза его
вновь обрели способность видеть.
— Глупостей не говори, — простонал эльф. — Никто меня злиться не
заставлял.