– Ты чего в дом не идёшь? – Показалась на крыльце Даша, укутавшаяся в шаль.
– Воздухом дышу. Хорошо-то как.
– Да, – кивнула жена, – красиво у нас.
Она поёжилась под пронизывающим ветром, я обнял её и повёл в дом. И правда, давно пора ложиться.
Когда ночь уже торопилась к близкому рассвету, по деревне стали брехать собаки. Вот загомонила одна, за ней другая, и в каждом дворе псы начали рваться с цепей. Значит, в деревне чужаки.
Накинув телогрейку, я собрался во двор.
– Погоди, – отец прихватил старое ружьё, хранившееся у него в комнате, – вместе пойдём.
Наш пёс, Алтай, рвал цепь, заходясь в хриплом лае. Слышался стук копыт.
– Э, да тут банда целая, – придержал меня отец, когда я хотел высунуться в калитку, – погоди, так глянем. Мало ли.
Я подтащил к забору скамью и высунулся наружу. Темно, хоть глаз выколи, только тень какая-то шмыгнула в проулок. С соседней улицы донеслись крики.
– Не видно ни зги, – обернулся я к отцу.
– Идём, – он проверил ружьё, – вдруг помощь нужна.
Быстро прошли переулок, возле дома Данила и Евдокии собрался целый конский отряд, стояла большая телега. Люди в форме освещали себе путь факелами, сновали во двор и обратно.
Мы поспешили туда, на самом подходе нас окликнул дядька Панас.
– Стойте, куда вас понесло?!
– Что там? – обернулся отец.
Староста опустил голову:
– Выселяют их. Говорят – это имущество кулацкое.
Послышался женский плач, и я не выдержал:
– Пойду, гляну. Может, помочь чем надо.
– Опять за старое? – отец схватил меня за рукав.
– Не бойся, лезть не стану. А за погляд не арестуют.
Возле дома собирались соседи, не рискуя подходить близко, будто кулачество зараза какая, и на них перекинуться может. Во дворе, растерянная, стояла Евдокия, в одной ночной рубахе, сверху ватник. К ней жалась Лушка, растерянно моргая сонными глазами. Сыновья хмуро наблюдали, как солдаты тащат из дома, что ещё осталось, и что отдали соседи. Перечить они и не думали.
Из хаты вышел коренастый мужик. С щербатым лицом:
– Вам час на сборы, – сказал Евдокие, – с собой можно взять одежду и продуктов, – он окинул взглядом семью, – не более десяти килограммов.
– Да за что же? – рыдала Евдокия, она стояла босиком, не чувствуя холода.
– Цыц, – прикрикнул щербатый, – скажи спасибо, что не отправились все вслед за мужем лес валить.
– А жить-то нам где? – заломила руки женщина. – Зима ведь скоро.