Вы можете возразить: а как же оберегать детей от всего плохого, раз не страхом? Как научить их жить безопасно, не боясь ничего, при этом не пострадать от первого встречного «волка»? Страх и боль защищает животных от опасности, страх – наш друг. Стихия страха окружает мир с начала времён. Страх позволяет выживать, но он же, в конце концов, и губит. Только безумцы ничего не боятся. А вот тут-то и кроется самое интересное! Никак! Либо страх, либо смерть. Сказочки созданы устрашать, включая защитный механизм. Видишь предполагаемое зло – беги, прячься, выживай. Не успел – конец тебе. Выбора-то на самом деле нет. Либо погибнуть физически, либо духовно.
Дети боятся всего на свете, а взрослые еще и смерти. Детям страшно покалечиться, быть пойманным, но не умершим. Они и в смерть по-настоящему не верят. Они – вечные. Взрослые же, наоборот, в большинстве своём спасают шкуру, забыв о душе. Я не говорю про родителей, матерей особенно, с которыми природа сыграла злую шутку, которые чуть ли не с радостью полезут в пасть, лишь бы пожертвовать собой ради дитя.
Жить в страхе – это разве жизнь, но жизнь без страха закончится очень быстро. Баланс – вот главный ключ к успеху. У кого-то выходит, у кого-то нет. Я не радуюсь и не сожалею не о чем. Я – не человек, чтоб испытывать эмоции. Я – только стихия, природа, один из критериев жестокого естественного отбора, и как вы справляетесь со мной – ваше личное дело.
Конечно, всегда есть уникумы: борцы и мечтатели. К последним мой вирус не прилипает. Они сознательно выключают страх, не думают о плохом, гонят прочь. Самые крепкие орешки. Они или не замечают или обеляют черноту. Во всём видят хорошее. Эмоциональные слепцы, инстинктивно плывущие по волнам, расслабленные, счастливые негодяи. В противовес им рождаются борцы. Эти-то хотят всё разузнать, вступают в прямое противостояние и редко выживают. А как оседлать стихию? Да никак! Им бы лечь и расслабиться, но уж нет, сущность не позволяет. Чем больше борец погружается в страхи, тем больше им верит, засасываемый безнадежной трясиной собственных домыслов, видоизменяется до неузнаваемости и на человека-то уже не похож, щедро пугая остальных.
Один такой завёлся в моём Поле зрения. Встретив однажды в снежном парке моего переносчика, мечтателя (того, кто сам страхам не верит, но заражает мыслью других), «гусёнка», он проникся идеей фатальных сугробов. Ну что ж, сугробы, так сугробы, мне без разницы. Всё шло хорошо, пока ему не придумалось сбежать от снега, то есть буквально, физически. Очевидно же, что нет ничего глупее. Снег-то глобален. Но нет, это сработало: он назначил «злом» скопление водной пыли и поборол её вечным летом. Вот молодец! Всё, нет сугробов, нет зла. Он всей душой поверил собственной доброй сказке! Однако тщательно прятанная мысль, что где-то всегда есть снег, его не отпустит никогда.