‒ Правильно, Ванилька? ‒ неохотно отрываясь от молодых, упругих прелестей Псевдо, лукаво улыбнулся штурман. Он обратился к самому юному члену экипажа – Захару Ванильному. ‒ Ты вроде подсчеты вел. Сколько лишних лет протянул Михалыч?
‒ Десять, плюс три месяца и восемь дней! ‒ охотно сообщил младший бортинженер, развалившись на полу звездочкой. Он проще всех переносил последствия гибернации, но настолько хорошей физической подготовкой, чтоб вскочить и побежать, не обладал.
Друзья считали парнишку добродушным и отзывчивым, так что быстро придумали производное от фамилии прозвище. Да и внешне он не дорос до старших товарищей: какую сферу не возьми, смотрелся на их фоне неопытным салагой. А чудной образ с серьгой в носу, длинной «крысиной» косичкой и искусственной цветокоррекцией глаз, позволяющей менять оттенки радужки хоть каждый день, еще хлеще омолаживал образ Захара. Словно ему и заслуженных двадцати четырех не стукнуло.
‒ Ты, Эмиль, лучше бы за своими достижениями следил, ‒ нахмурился Милович, как и все, замечая неприличные поползновения Сараева в сторону тонкой и складной Валерии.
Благодаря типичной кукольной внешности: длинные светлые волосы, большие голубые глаза, пухлые розовые губы, ‒ девушка привлекала внимание многих мужчин, в том числе и представителей судна. Однако никто столь явно, как Эмиль, не проявлял навязчивой заинтересованности. Вся команда знала, что Псевдо излишне застенчива и с уважением относится ко всем присутствующим. Она элементарно не могла найти в себе смелости, чтобы поставить на место назойливого приставалу. Валерия пришла на «Симаргл» последней, два года назад, сразу по окончании учебного заведения, и до сих пор старательно избегала конфликтов с коллегами, боясь задеть чьи-то чувства. А вот свои никогда не жалела, частенько рыдала ночами в подушку по малейшему поводу.
‒ Как там главные из них поживают? ‒ строго поинтересовался старший бортинженер, со скрипом в старых косточках, поднимаясь с колен. ‒ Сколько дочурке лет? А близнецам? Мадина, небось, четвертого родила, пока ты в командировке торчишь. На каком месяце она ходила перед нашим вылетом? Четвертом? Пятом? Позвонить ей не забудь…
‒ Старик, а тебя не учили, что совать нос в чужие дела невежливо? ‒ обозлился Сараев, раздраженно бурча слова себе под нос. Его привлекательное лицо превратилось в звериный оскал. Но как бы мощно из него не перла злость, выказать недовольство громче он не решался, понимая, что Илья прав. Да и спорить с дедом бесполезно.