Вскоре К-993, словно огромная металлическая хищная рыба, заскользила по тёмным водам Белого моря. На борту царила напряжённая тишина: даже привычная суматоха первых часов похода проходила угрюмо и молчаливо. Никто не говорил вслух, но все знали – маршрут пролегал в районы, где температура воды порой доходила до критических значений, а магнитные аномалии путали компасы. Офицеры одним глазом следили за плавным изменением курсовых углов, другим – за настроением матросов, ведь все понимали: ничто так не губительно для изолированного экипажа, как страх и суеверия.
На третий день пути учёные попросили капитана остановить лодку и погрузиться на максимальную глубину, чтобы «провести важные исследования с использованием специального локатора». Лавров привык исполнять приказы, особенно когда они шли с верхов, однако ему не понравилось, что группа специалистов намерена включить какую-то экспериментальную аппаратуру, способную излучать низкочастотные колебания. Такие частоты, как он сам знал из практики, могли вызывать дезориентацию не только у морских животных, но и провоцировать странное поведение у людей. Но директива, подписанная прямо в министерстве, не оставляла ему выбора.
Раздалась короткая команда, и субмарина стала погружаться медленно и величественно, уводя свой металлический корпус туда, где царил вечный полумрак и давление, способное смять любую неисправную переборку. Весь экипаж затих, слушая, как корпус жалобно скрипит под возрастающей нагрузкой воды. Задрожали слабые лампы, и тут же кто-то из матросов заметил, что на одной из стенок образовалась испарина. Такая утечка не была серьёзной, но её появление, да ещё на таком этапе, внушало нервозность.
Учёные приступили к настройке своей аппаратуры. В лабораторном отсеке было тесно, стены казались пропитанными удушливым запахом смазочных масел, а в центре помещения возвышался странный металлический куб, усыпанный проводами и антеннами. «Кондор-М», – гласила едва заметная надпись на боковой панели, но никто не мог понять, что именно скрывается под этой крышкой. Когда прибор заработал, воздух наполнился низким гулом, от которого неприятно заложило уши, а у старшины радиорубки внезапно закружилась голова.
Сама по себе вибрация была едва уловима – скорее, её можно было ощутить, чем услышать. Но чем дольше прибор работал, тем явственнее становилось чувство, что где-то среди бескрайней толщи воды пробуждается что-то древнее и чуждое. Младший лейтенант Голубев, дежуривший у гидролокаторов, внезапно отметил колебания, которых не было в море никогда прежде. «Словно кто-то – или что-то – отзывается на наш сигнал», – думал он, бросая беспокойные взгляды на пульсирующие индикаторы.