Вот с этими мыслями Френсис и доехал до столицы графства Голлуэй. Дамфрис уже не был тем глухим углом Нижней Шотландии, каким представлялся еще лет 10 назад, до того как сюда проложили железнодорожную ветку и провели телеграф. Летом, когда Френсис приезжал в Дамфрис с папой и мамой, здесь все благоухало зеленью и дышалось так легко и свободно, как жители чумного Лондона не могли представить даже в самых светлых мечтах. На зеленеющих лугах тогда пасся невозмутимый в сознании собственной значимости рыжий шотландский скот. Каждое лето лохматые коровки с телятами приводили Френсиса – обитателя столичных городов – в настоящее умиление и вызывали неподдельный детский восторг. Но теперь, когда Френсис остался совершенно один, всеми забытый и брошенный ночью посреди пустой станции в провинциальном городке, уныние, владевшее им всю дорогу от Лондона, превратилось в томительную тоску. Никто его не встречал. Однако юный лорд строго сознавал свои обязанности перед семьей, наследником которой был, а потому, собрав последние силы своего совершенно разбитого долгим путешествием не просто худого, но тощего тела, наподобие тех, что влачат жалкое существование в богоугодных работных домах, он направился к постоялому двору, где надеялся нанять извозчика до Дандренанского манора. Впрочем, это ему удалось безо всяких приключений и трудностей. Скорости решения вопроса с транспортом немало поспособствовало то обстоятельство, что Френсис назначил лондонскую, а не шотландскую цену за те 6 миль, которые отделяли Дамфрис от Дандренана. Уже через ¾ часа юный лорд стоял перед сложенной еще в древние времена каменной стеной в половину человеческого роста, которой было обнесено старинное, эпохи Плантагенетов, аббатство, ставшее последним пристанищем 26-летней Марии Стюарт перед тем, как она навсегда покинула землю родной Шотландии и отправилась на встречу с эшафотом. «Боже мой! – с пророческим ужасом подумал Френсис, – а ведь она, так же как и я, любила прекрасную Францию, но ей так и не довелось её снова увидеть. А если та же судьба ожидает и меня»? С этими нехорошими предчувствиями Френсис вступил в свои владения, усыпанные мертвой листвой. Здесь, в 300 милях от Лондона, золотая осень уже закончилась, все листья давно облетели, и деревья стояли теперь, будто средневековая стража, ожесточенно наставив на чужаков свои голые пики.