– Ты что, Михайловна… – басил
кто-то.
Зверь и сам ушёл. Панихида
благополучно окончилась, священник получил оплату и уехал. Но лицо
у матери так и осталось застывшим, а глаза – страшными. Да Мухтар
из-под крыльца вылезать ни за что не хотел, как Никита не
приманивал его косточкой.
– Ой, грехи наши тяжкие, – вздохнула
баба Оксана и перекрестилась.
Не успела она опустить руку, за
тёмным окном заскулили прерывисто и тонко. Волк жалобно взлаял. На
мгновенье всё погрузилось в тишину, и по околице потянулся вой.
– Як голосить, – сдавленно сказала
баба Оксана. – Немов плаче…
Руки у старушки мелко дрожали. Никита
взглянул на мать, но та словно не слышала и, как будто, не
удивилась, что зверь вернулся. Ждала его.
– Мам, я к себе пойду? – спросил
Никита.
Та ничего не ответила. Баба Оксана,
закрыв глаза, шевелила губами. Видимо, молилась.
Мальчик бегом поднялся на второй
этаж, в свою комнату, там разделся и юркнул с головой под одеяло,
как делал, когда был маленьким. Отец обещал подарить старую
винтовку на день рождения, не успел. А жаль, стрелял Никита
неплохо. Он слушал волчий плач, пока, наконец, не забылся тревожным
чутким сном.
Унылая и страшная песня звучала всю
ночь и утро, то удаляясь за околицу села, к лесу, то приближаясь
под самые окна. И только когда солнце взошло высоко – затихла.
***
На отцовские похороны прибыло всё
городское начальство; какие-то господа на дорогих машинах. Был даже
важный чиновник из области. Его водитель в сторонке тыкал пальцем в
айфон. Люди подходили к матери, вздыхали и совали деньги в холодные
вялые руки. Некоторых Никита знал – они приезжали к отцу охотиться
и оставались до утра, пить водку. Собрались егеря из других
хозяйств, с похоронными постными лицами, половина – полупьяные,
одетые кто во что горазд. Приятель отца, Мыкола, весёлый
жизнерадостный человек с железными зубами во рту, помогал и
суетился.
– Ты теперь мамкина опора, – сказал
Мыкола. – Ну, хлопець вже здоровый…
Никите, единственному ребёнку в
семье, шёл тринадцатый год.
Пока хоронили, мать ни слезы не
проронила. Механически совершала необходимые обряды: трижды
попросила за мужа прощения у людей – может, обидел кого. Сдержанно
поцеловала покойника в ноги, руки, в лоб, прощаясь. Только когда
первые комья земли застучали по гробу, вздрогнула всем телом и
вцепилась в Никиту так, что на плечах остались синяки.