– Убери из Звезды Давида один луч, – сказал ученый муж и протянул Ученику карандаш.
– Какой? – молодой человек непонимающе взглянул на наставника.
– Убери Бога, – два слова, как удары плетью, обрушились на юношу, от неожиданности он выронил карандаш и втянул голову в плечи. Под тяжелым взглядом Учителя ему пришлось нервно дрожащей рукой сделать эскиз.
Рис. 7
– Пентакль, – вырвалось из пересохшего горла эхом. – Это же символ…
– Антимира, – подсказал Учитель, – схема идеального Хаоса. Линия «Адам – Ева» оказывается слишком близко к Антиподу, подняться к Свету человеку не дает Голем («Анти-Адам – Анти-Ева»), при этом сам Антипод напрямую соединяет Адама с Анти-Евой, а Еву – с Анти-Адамом и сам контролирует эти связи.
– Что это значит в жизни, Учитель? – юноша заметно побледнел, слово «дьявол» не произносилось, но вертелось на языке.
Наставник успокаивающе похлопал молодого человека по плечу:
– Не зря сказано: возлюби ближнего как самое себя. Если человек мужеского пола видит в женском существе только тьму, и наоборот, что означает соединение Адама с Анти-Евой (Евы с Анти-Адамом), эта пара отправляет всю энергию их отношений (топливо процесса самопознания) вниз, и ни капли наверх, Бог голодает, Антипод жиреет.
– Не давая любви другому, мы кормим… – шепотом начал Ученик, но Учитель прервал его:
– Не кормим, а создаем собственноручно, являемся ему родителями и вскармливаем как собственное любимое дитя.
– Не Бог создал Антипода, а мы, люди? – глаза юноши выражали одновременно и крайнее удивление, и полное недоверие услышанному.
Учитель улыбнулся:
– Бог создал принцип противовеса, а качаем маятник мы сами, как со-творцы, как познающие исследователи, как соратники, и нет ничего более почетного, чем нести этот Крест.
Четверо друзей (а мы, дорогой читатель, не убоимся столь высоко оценить сложившиеся меж ними отношения, поскольку трехнедельное совместное путешествие волей-неволей сплачивает самые разные натуры, скудная и скромная еда поощряет плотность в общении, единая цель уравновешивает противоположные желания, а старое шерстяное одеяло, одно на всех, в коем клопов больше, чем звезд на небе, холодными ночами объединяет в самом прямом смысле) вышли к основанию горбатой горы, чью вершину украсил белыми стенами древний монастырь, обитель полусотни монахов и дюжины служек, а также своры облезлых дворовых собак, десятка коров альпийской породы, нескольких молодых козочек, немыслимого количества крыс в подвалах трапезной и несговорчивого, хмурого ключника, подозрительно взирающего на каждого проходящего мимо невысокой дубовой дверцы в правом крыле главного здания, ведущей в винные погреба, рано поутру.