на пустивших корни сваях, как на лапах на куриных.
Там, в оградах капищ древних – меж мирами порубежье,
там, на кольях и деревьях черепа висят медвежьи.
Там, в запёкшейся кровище идол высится свирепый,
перед ним горит кострище, а в костре сгорают требы.
Там старуха из стакана льёт на землю кровь коровью,
и обходит истукана, и кропит коровьей кровью.
И бормочет заклинанья, и по кругу чертит руны,
и пускается в камланья, теребя на гуслях струны.
И протяжно завывает: «О, явись, Хозяин Леса!»
И из бездны вызывает духа Хийси, злого беса.*
И тогда сгустилась темень над кумирней той позорной,
из земли поднялся демон – волосатый, страшный, чёрный.
И взирает он сурово – не снести такого взгляда!
И такое молвит слово: «Что звала? Проси, что надо!»
Низко ведьма поклонилась и завыла, причитая:
«Ах, хозяин! Уж свалилась на меня беда большая!
Окажи старухе милость – разведи меня с судьбою –
ныне Калма мне явилась и звала меня с собою.**
Говорила – срок твой вышел, время жизни исчерпалось,
твой конец уже приближен – лишь три дня тебе осталось!
И ещё мне говорила – ты творила зло и горе,
сколько душ ты уморила насылая злые хвори!
Ты, в бреду своём надменном помышляла лишь о худе –
ты посевы жгла словенам и травила скот у чуди.
И за грех, тобой творимый, за содеянное зло-то,
мать-земля тебя не примет – ты пойдёшь со мной в болото!
А потом исчезла вовсе, но, мольбы все отклоняя,
так сказала мне – готовься – мол, приду через три дня я!
О, развей мою кручину! Буду век тебе кудесить!
Ты отсрочь мою кончину, дай мне лет, хотя бы, десять!»
Отвечает Хийси внятно, и такие держит речи:
«Что ж, беда твоя понятна, Калме без толку перечить!
Есть, однако, утешенье, и друг другу мы поможем –
заключим мы соглашенье – я в тебе нуждаюсь тоже!
Я печаль имею так же, и твоей она не мене –
род меня терзает вражий – те ильменские словене!
Выкорчёвывают дебри, и разор мне чинят страшный,
где бродили прежде звери – ныне – пастбища и пашни!
Оттого и зол, как зверь я – не хватало, чтобы кто-то
корчевал мои деревья, осушал мои болота!
От тебя нужна мне малость – чтобы сгинули словене,
чтобы духу не осталось от проклятых поселений!
Если ты очистишь земли от словенского народа –
тридцать лет за то приемли, и поверх – ещё три года!»
Тут старуха заревела и на землю пала, плача:
«Для меня такое дело – непосильная задача!