Для самых взрослых - страница 3

Шрифт
Интервал


В качестве ответа на такие вопросы Набоков предлагает двусоставное понимание творческого процесса: первичный восторг от обнаружения и схватывания художественной мысли, которая может унести автора в его индивидуальную область фантазирования, сменяется на вдохновение, выступающее в качестве объективного регулятора мысли художника:

«Пылкий «восторг» выполнил свое задание, и холодное «вдохновение» надевает строгие очки».

Набоков В. В. Лекции по зарубежной литературе. Искусство литературы и здравый смысл.

Подобная идея о внутренней самодисциплинированности субъекта творчества находит свое выражение и у современных левых мыслителей (С. Жижек, А. Бадью, А. Негри). Так, С. Жижек отмечает необходимость дисциплинированности в творческом процессе, где искусство –

«это постоянная борьба против его же источника: искусство состоит в том, что поэт проклинает свободный полет поэтического вдохновения»

Жижек С. Размышления в красном цвете.

Именно дисциплинированность позволяет автору спасти от индивидуализации свое произведение, которое никто не сможет воспринять, кроме него самого, но при этом не обращаться к реальному читателю как к носителю руководства и правил создания творческого продукта.

Из переосмысления отношений автора/читателя набоковская мысль выводит ключевое свойство творческого процесса: бесцельность самого творческого акта. И это не просто «искусство ради искусства», выполняющее исключительно эстетическую функцию. В набоковской перспективе это сохранение адекватности человеческого восприятия – того, что не позволяет попасть в плен обыденно-повседневного.

Понимание творческого процесса Набоковым не привязано к внешним категориям. Единственным носителем творческого духа являются для автора его принципы, обеспечивающие создание конечного произведения, ценность и практическая необходимость которого являются вторичными для самого автора. Субъект творческого процесса, в первую очередь, создает, исходя из своей внутренней необходимости создавать. И здесь Набоков выступает как приверженец идеи калокагатии: творческий субъект не может создать прекрасное без внутреннего этического стержня. И эстетическое мировосприятие, и этическое мироотношение задаются автором посредством принципов, которыми он располагает.

Эти принципы не являются знанием творческого субъекта, а функционируют как уверенность (в витгенштейновском смысле). Однако такая уверенность выходит за рамки чисто эпистемологического характера, как, например, уверенность Людвига Витгенштейна в том, что «это моя рука». Это также уверенность художника-импрессиониста в правильности выбранной им техники живописи. Она проявляется у бунтаря, бросающего вызов здравому смыслу, у гения Коперника, мыслившего вопреки своей эпохе, и даже у влюбленного, убежденного, что именно Она – та самая женщина его сердца.