, достаточная для этого сила воли.
Костя помнил канон по пунктам, хоть ночью ты его разбуди!
Первое. Смахнуть со стола все на пол. И, смахивая, Костя уколол руку, сильно, об иглу шприца. И глухо выругался. Сам виноват, конечно, смотреть бы надо, что делаешь, да некогда тут смотреть!
Второе. Комнату обежать взглядом. Нет ли еще чего где из горячих предметов? Ага, на подоконнике столовая ложка, железная, почернела вся… для понимающего достаточно – тоже на пол!
А соловей рассыпается… Ах ты соловей, соловей-разбойник! Приходится петь и Косте, а именно – кричать надрывно в ответ: «Открываю! сейчас иду!»
Третье, наконец. Госпожа ты матушка моя темная комната… Пошире отворить в нее дверь, и веничком, заранее припасенным, с полу все в нее замести.
(замести следы)
Дверь же ту закрыть плотно и шпингалет задвинуть. Чего уж проще!
Вот именно. Все тут проще простого. Но… С некоторого времени Костя стал… побаиваться своей темной комнаты.
И даже до предательской дрожи в пальцах!
И вроде как посильней аж, нежели потолка.
А началось это с примечательного случая одного. Отщелкнул тогда исследователь шпингалет и – веник выпал из ослабевших рук! В темной… в затхлом пространстве, где только застоявшийся мрак, и больше не было никогда ничего, а только что-то подчас шуршало… там, посреди всевозможного мелкого мусора, копившегося годами
(столетиями?)
сидел ЭТОТ.
Иначе не назовешь.
Потому что и не понятно даже, кто или что.
Какой-то неясный зверь, или невероятно уродливый – выжатый? – человеческий новорожденный младенец. Мумия ли младенца? А может и вообще – предмет, который никогда и не был живым? Попробуй в темноте различи! Но вот одно-то Костя знал точно: Этот, которого он там увидел… он на Костю смотрел. Недвижный. И будто соткан весь из тусклого блеска. Едва намеченный…
Костя отшатнулся тогда и моментально захлопнул дверь. И застегнул шпингалет – кажется, и не соображая даже, что делает. Так пальцы сами собой отдергиваются от раскаленной сковороды.
Потом он попытался успокоить себя. Ничего! Наверное, Этот из транзитных гостей – из тех, которые появятся один раз, а потом поминай как звали.
Вот было же ведь однажды… Отправился для чего-то на кухню, включает свет – все узенькое пространство между плитой и буфетом занимает петушиная голова, огромная…
Горячий ветер из ее клюва… такой, что от него шевелятся волосы.