После выхода из изолятора каждого встречают на зоне, накрывается стол и отмечается освобождение. Это приятный момент. Пережитое наглядно показывает, как плохую жизнь можно сделать ещё хуже и так до бесконечности. Как в том анекдоте, когда встречаются двое и один спрашивает: «Как поживаешь?», а другой отвечает: «Помнишь, я тебе говорил, что у меня чёрная полоса? Оказывается, это была белая». Поэтому я и люблю тост «за сегодняшний день». Владимиру Набокову принадлежит фраза, которая ёмко показывает суть действительности: «Балуйте детей, господа, ибо мы не знаем, что их ждёт завтра». Вот так.
– Вахтанг Валерьянович, ведь человек такое существо, что в конце концов привыкает ко всему, даже к такой скотской жизни. Интересно, как вы восприняли ваше новое состояние с первых минут – ведь вы вступили в новую обстановку, новые взаимоотношения с окружающим миром. Какие были эти новые ощущения?
– Если вам не надоело слушать меня, я постараюсь вспомнить и рассказать о первых шагах «новой жизни».
– Совсем наоборот. Мне очень интересно всё, что вы рассказываете, – ведь сколько бы я не читал про тюрьмы и зоны, опыт каждого человека уникален и, возможно ваш рассказ я использую в своих будущих повестях и рассказах. Так что с интересом слушаю.
– Как ни странно это будет звучать, всё, что происходило со мной, я наблюдал как бы со стороны. Мне было интересно, что будет со мной дальше. Не знаю, как объяснить, но на протяжении всего срока, часто встречал ментов (ведь они такие же люди), которые ко мне относились по-доброму, начиная с КПЗ (камеры предварительного заключения). К примеру, когда настал момент моей отправки на зону, надзиратель по прозвищу Горбач, которого все побаивались за его громогласный голос, почему-то на прощание крепко пожал мне руку, хотя я никогда не стучал и не сотрудничал с администрацией. Ещё один пример. Когда закончилось следствие и молодой помощник следователя отвёз меня обратно в КПЗ, тоже абсолютно искренне пожелал мне удачи и пожал мне руку.
Конечно все мы люди и, как водится, среди ментов попадались всякие. Ну и ладно! Оставим их Богу!
Когда меня из КПЗ ночью привезли в Матросскую тишину, где я пробыл четыре месяца, после «шмона» (на тюремном жаргоне это обыск) нас определили в какую-то пустую камеру с железными двухярусными шконками. Было уже светло на улице (это июнь месяц), и где-то около шести утра открыли кормушку и в железных мисках раздали какую-то вонючую массу, видимо, из какой-то тухлой рыбы. Тогда у меня мелькнула грустная мысль, что умру я здесь от голода, потому что такое съесть я никак не могу. Не то что эту баланду, я и высококачественную рыбу на дух не перевариваю.