– Внимание, Кобот! Вы окружены! Всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!
Илья до боли вытаращил глаза, вцепился зубами в руку и укусил ее.
– Повторяю, Кобот, всякое сопротивление бесполезно! Выходите и сдавайтесь!
Снова напряженное, выжидающее шуршание. Хлопнула дверь, и потом голос Максима:
– А вот ты поори у меня, говно! Хватит, один засранец по ночам орет, еще второй нашелся!
– Всем оставаться в помещениях! – ответил Пужатый в громкоговоритель.
– Я тебе, жопа, покажу помещение!
В коридоре еще некоторое время ходили, зажигали и тушили свет – Кобот был почти в беспамятстве. Он рванул на груди рубаху и откинулся на спину, хрипло дыша.
* * *
Под утро Илья Давидович забылся тяжелым, неспокойным сном. Часто просыпаясь, он тут же забывал кошмарные сновидения, так как действительность казалась еще хуже, гаже и непонятнее. От малейшего шороха он просыпался и, вытягивая шею, сонно таращился во все стороны.
Когда в комнате стало светать, когда невнятные клубы мебели стали уже оформляться, хоть и непонятно во что, дверь резко распахнулась и из проема послышался голос Пужатого:
– Ни с места! При малейшем движении стреляю! Руки вверх!
Черная фигура вынырнула из темноты и метнулась к выключателю.
Кобот пружиной распрямился, одним движением снял предохранитель и нажал на курок.
Бахнул выстрел, и черная фигура шлепнулась на пол.
* * *
Забегали в коридоре. Максим включил свет. Перевернули на спину Пужатого. Прямо напротив сердца на синей форме расплывалось страшное пятно крови. Кобот забился в угол дивана, поминутно разглядывая руки и шаря под собою.
Все, как обалделые, смотрели на грузный, нелепый труп.
Непостижимая гибель Пужатого поразила всех обитателей квартиры. Кобот целыми днями приставал к Максиму и Федору – верят ли они, что это не он убил Пужатого. Хотелось верить, хотя вроде больше некому. Но не мог же убить Кобот, сроду не державший в руках никакого оружия, да и вообще…
Илью не забрали; почему – неизвестно, не забрали, и все. Замяли. Петр, ученик Максима, и совсем, кажется, решил, что его разыгрывают, – называл Илью Давидовича «Наш Ринальдо Ринальдини» и сочинил про него стишок:
Кобот бренчит кандалами. Ведут по этапу его. Он утром, не мывшись, в пижаме Соседа убил своего… Про вольную жизнь вспоминая, Идет он, судьбину кляня, Идет он в слезах и хромает, Идет, кандалами звеня.