Проснулся и Адонис, но много, много позже. На счастливом тринадцатом отделении наступало, надвигалось медленно время обеда. О ритуале приема пищи я, может быть, поведаю потом, а пока… Ангелов в новых, сияющих ослепительной белизной одеждах – кальсонах и сорочках с больничными штампами – медбратья-медсестры повлекли за собой, вывели в коридор: сидельцам Первой, надзорной, палаты нельзя было передвигаться по отделению самостоятельно.
По коридору брели, слонялись, проплывали медленно, с грациозностью живых мертвецов, серые, серенькие, невзрачные личности «с всклокоченными волосами и щетиной, небритой с самого воскресенья» (лови, цитата из Гоголя: угадай, откуда именно).
Теперь-то полегче стало, а раньше… Только поступив в больницу, Адонис пребывал в угрюмо-настороженном состоянии, побаивался медперсонала и соседей по палате, в разговоры не вступал, на вопросы отвечал односложно: лишь с безучастным видом курил (когда можно было) да пролеживал койко-место в палате. Потом – постепенно – общение с другими пациентами наладилось, появилась возможность читать книги (в надзорной это запрещено). Увы – как и дома – не всегда было на то желание… Записывал на клочках бумаги свои мысли и наблюдения за жизнью тринадцатого отделения тайком, потому что пользоваться авторучкой больным не разрешалось, а то, не ровен час, маляву кто на волю отпишет или воззвание какое, экстремистский призыв или стихи провокационные: психи – люди опасные! А вот стишки графоманские в местную стенгазету кропать – пожалуйста, на радость главврачу и для отчетности.
А так, если не считать обеда-завтрака-ужина, просиживания в сортире за бесконечными перекурами – чем можно бы заняться? На что свой досуг истратить? Досуг? Нужно ли здесь использовать это слово? Мы ведь и так никогда ничем толковым не заняты. Болтаем, курим, шляемся по коридору, травим бородатые анекдоты… Сидим, жрем в столовке всякое дерьмо, пьем чифир – в общем, «срываем цветы удовольствия». А Дима Клыков даже сочинил стихи, посвященные родному городу – Северной Венеции. Вообще, досуга у нас много – хоть жопой жуй. Иногда лишь только помоем палату, коридор, сходим на пищеблок за обедом-завтраком-ужином – и снова досуг! Это ли не рай, Царствие Небесное?!
Полный покой, вечное ничегонеделанье…
Как будто вчера, всплывает перед моими недоверчивыми глазами смутное видение тогдашнего гнилого бытия, сансары ебучей… Совсем не то будет на воле спустя десяток лет, но Адонис тогда и помыслить не мог, что так будет. Проникаю взглядом сквозь патину времени… Читаю угрюмым, вновь настороженным взглядом ветхую книгу прошлого.