– Ты видишь? – Мертвая приподнялась. – Могила не принимает меня. Почему я не могу вернуться назад? – Полупрозрачными ладонями она долбила по земле. – Я хочу за ворота. Отведи меня туда!
– Я помогу тебе. – Слова застряли в пересохшем горле, но были услышаны.
Мертвая замерла – глаза у нее некогда были тускло-синими, а вот тупой взгляд всегда смотрел в никуда – и кивнула. Обдав холодом сквозь мех, она проковыляла мимо, к реке, и слилась с наваристым туманом.
Хотелось осесть наземь, но еще больше хотелось выпить что-нибудь горячее, разогнать застывшую от страха кровь. Привыкнуть к мертвым не получилось даже за несколько лет. Почему они приходили именно к ней, Ольга не знала. Она училась на Воронах, как и все там, черпала силу из неживого. В один момент неживое само стало тянуться к ней. Списать это на стихийную магию не удавалось. Неволшебники такое называли талантом, а маги поддакивали лишь с той оговоркой, что этот талант сидит внутри с самого рождения и проявляется с первой попыткой колдовства. Ольга в детстве играла с водой, а мертвых не видела, не то бы спросила у матери, как обратить на себя внимание отца. Она стала судьей – тогда они и пришли.
За свой то ли талант, то ли фантасмагорию умирать не хотелось, вот Ольга и молчала. Некромантия нарушала все мыслимые законы мироздания, вмешиваться в ход вещей не имела права даже директриса де Руа, хотя многие считали, что она за этим ходом и следит, его и останавливает по собственному желанию. Баек вокруг ходило много, но правду не знал никто. Искать дорогу в тот мир позволялось исключительно заядлым теоретикам в научных институтах, ученым с особым разрешением, типом магии и только под надзором министерства образования, службы магической разведки и президента лично. Все остальные тоже могли постичь тайны смерти, вот только поведать о них не успевали – их лишали магии и казнили.
Выносить приговор по обвинению в некромантии было верхом лицемерия, хотя Федотов, вне всяких сомнений, заслуживал казни. Надежда была только на то, что Бобров выбьет у Голицыной-Мартыновой предумышленное убийство, и пожизненных каникул в тюрьме будет достаточно для того, чтобы бедная девушка успокоилась. Но, судя по тем материалам, что ей предоставили перед судом, прокурор грозился проиграть дело совсем всухую, а душа несчастной – так никогда и не найти упокоения. Судья Бржезинская не любила заключать сделки с совестью. Сейчас иного выхода у нее не было: даже если она не могла вменить в вину некромантию в силу невозможности предоставить доказательства, то, по крайней мере, она могла заставить подсудимого глубоко пожалеть о том, что он вообще решился пойти на это.