– Спасибо, что показал мне этот ночной Рим…И тут я на миг увидела себя со стороны: обычная русская студентка, приехавшая за вдохновением, а нашедшая здесь что-то гораздо более глубокое. Я протянула руку и коснулась его плеча, тихо говоря:
– Катерина, – произнёс он негромко. – Ты даже не представляешь, как прекрасен этот город сейчас. Он кажется иным, потому что ты смотришь на него с искренним удивлением и доверием… Когда я фотографирую тебя, я вижу, как ты дышишь с Римом в унисон.
Он слегка наклонился ко мне. Я ощутила аромат табака и какой-то горьковатой травы, может, розмарина, пропитавшего его рубашку. Это касание, лёгкое столкновение дыханий, – всё было таким естественным, будто мы знали друг друга много лет. Я не стала сопротивляться, когда наши губы соприкоснулись в коротком, чуть робком поцелуе, но за этим сомнением вдруг послышался общий стук наших сердец.
В ту минуту я подумала, что иногда самые важные встречи случаются именно так: внезапно, среди ночи, в далёком городе, когда ты вовсе не ждёшь и не надеешься. Эта мысль будто звенела у меня внутри, как приглушённый колокольчик, провозглашающий, что в жизни существуют настоящие чудеса.
Когда мы отстранились друг от друга, Марко взял меня за руку, и мы снова зашагали вперёд. Я не спрашивала, куда он ведёт меня – хотелось просто идти рядом, слушать его тихий голос, чувствовать тепло его ладони. Улицы становились всё уже, фонари исчезали в глубине переулков, и мы оказались на крохотной площади.
Здесь, у древней церкви, было совсем пусто. Я запрокинула голову и увидела луну, точно спустившуюся на уровень черепичных крыш. Такое небо видишь лишь раз в жизни: безоблачное, беззвёздное, лишь этот лунный диск, ослепительно белый и холодный.
– Давай присядем, – сказал Марко, и мы опустились на низкую каменную ограду. Его рука продолжала держать мою ладонь, в этом я ощущала спокойствие.
Мы говорили обо всём подряд: о моей жизни в Москве, о его детстве в Тоскане, о том, как он в юности увлёкся живописью, а потом стал фотографировать, когда понял, что не успеет запечатлеть все быстро меняющиеся детали мира лишь кистью и красками. Он рассказывал о своей семье, о старом дедовом доме среди виноградников, где он любил сидеть на маленькой террасе и писать стихи, иногда до самых сумерек.