– Так, – просипел я, – отставить слезы, товарищ! Может, еще «лекарства»? – Я кивком головы указал на остатки спирта в бутылке.
– Нет, Мамошка, не надо! – Она мотнула головой, отстраняясь от меня и вытирая слезы дрожащей рукой. – Я в норме! Главное, что с тобой все в порядке! Я же думала, что тебя эти изверги насмерть зарезали… – И она громко шмыгнула носом.
– Зарезалки у них еще не выросли! – Презрительно бросил я. – Да и не вырастут уже никогда! Так, кто я?
– Ты действительно совсем ничего не помнишь?
– Совсем ничего, – подтвердил я. – Как меня зовут? Имя, фамилия?
– Быстровы мы, – ответила девушка. – Я – твоя родная сестра, Аленка. А ты, стало быть, мой единокровный братишка – Мамоша… Мамонт Быстров.
– Серьезно? Мамонт? – удивленно переспросил я, не ожидая подобного казуса. – Ты сейчас не шутишь? Или это прозвище у меня такое?
– Да какие шутки, Мамоша? – Аленка вскочила на ноги и, вновь метнувшись к серванту. – Вот, держи! – Вернувшись, она сунула мне в руки желтую и потрепанную «красноармейскую книжку», какую выдавали солдатам и офицерам в Великую Отечественную.
Открыв её, я погрузился в изучение собственной «потерянной» биографии, да и всей жизни в целом, которой я совсем не помнил. Сестренка не соврала – звали меня действительно Быстровым Мамонтом Ивановичем, 1919-го года рождения.
Ну, вот скажите, как моему папаше могла прийти в голову подобная идея? Надо же – Мамонт! Хотя, после революции буденовки у многих граждан молодой страны Советов основательно так подтекали. Ну чего только стоят такие имена, как Даздрасмыгда[7], Агитпроп[8], Лентробух[9] или Кукуцаполь[10]! Но Мамонт? Такое я имечко я впервые слышал, а мне с ним придется как-то дальше жить…
Согласно данным той же «красноармейской книжки» призвали меня в августе 1941-го года в Дзержинском военкомате города Москвы. Нынешнее звание – младший лейтенант, командир взвода полковой разведки. И за линию фронта, и в тылу врага бывать приходилось, и языков брал, за что и награжден орденами и медалями – есть, чем гордиться!
Ко всему прочему, в графе образования значилось «высшее» – физмат Московского Государственного Университета. Это что же выходит, я МГУ закончил перед самой войной? А вообще, какой сейчас год на дворе? Воюем еще, или уже победили?
В том, что мы именно «победили», а не «победим», я отчего-то ни капли не сомневался – сидела во мне отчего-то такая железобетонная уверенность. А вот откуда она взялась, ответа у меня до сих пор не было.