И ушли. Одиннадцать ступеней вверх, все не по стандарту. И уже сели в «газель» свою, закурили и выперлись задним из тесного двора – а затормозят, кому надо! – и тогда только. Второй ожил.
– А я ведь это… Музыкантов. Ну не то чтоб боюсь, но как-то так…
– Чего?! Вот этих вот? Ты чего, Диман! У нас в классе был один, с папкой на шнурках ходил, чухан…
– Это мультик такой был. Там пацан уменьшился и с гусями летал… Осторожно!
– Да пох, обрулят. Да, «Путешествие Нильса с дикими гусями». У меня книжка была.
– Там помнишь, момент был, когда он дудочкой крыс выманивает? Я мелкий капец как боялся, крысы эти скрюченные – ты-дын, ты-дын – и в море. Как зомбаки, только фонтанчики по воде…
– Эх-хэ-хэ, Димон. Ты слишком впечатлительный, походу.
– …как посмотрю, из-под одеяла нос потом боюсь высунуть всю ночь. Каждый раз, прикинь! С тех пор и это…
– У каждого свои фобии, короче. Ты это. Попробуй «Калину красную», помогает.
Грузчики. Да.
Отмотаем и вернёмся в подвал.
На столике у двери развалился вызывающе белый, точнее даже белого с искрой цвета, бас. Бас-гитара. Я сижу рядом и веду пальцем по струне. Задумчиво. «Дитя порока, музыкант, однажды выпив отчего-то…»
– …нёс благородный свой талант тому, кому купить охота…
Да! Да… именно эта строчка дальше идет. «Нёс благородный свой талант…» Кто это? Чей голос?
– Чего выключила? – сажусь к стойке.
Правда, музыка смолкла.
– Да задолбало. Бесконечное соло твое на контрабасе.
– М-да, задолбало… Значит, ты, Лариса, считаешь – артисту без лица нельзя? А если почки, например, отпинают, то запросто?
– Ну а как, лицо – это ж визитка твоя. Расквасят, и привет.
И не поймёшь ведь, всерьёз или нет.
– Задолбало, задолбало… Хочешь, Шопена тебе включу? Траурный марш?
– Да сплюнь. На кой чёрт он мне?
На кой чёрт… На кой…
– Ну а как, – что-то голова тяжелая, никак в кучу не собрать. – Вынос тела у нас под Шопена обычно. Тела уволенного тапёра.
– Эт тебя, что ли?
– Меня.
Несколько нот на басу беру. Не подключен, но я слышу вибрацию струн. Мягкую, на инфразвуке, только кожей и можно почувствовать. Как змея. Я не пьян, как могло показаться. И даже не с похмелья. Я просто не здесь. Мысленно бреду по утренним улицам навстречу чему-то или кому-то, город буднично гремит вокруг сотнями звуков и красок, слякотная весна, да и зима была не лучше, но кончается уже, вроде… Кофр с басом бьет по ногам, за спиной – обрыв. Пустота-а… Вот я там. А что тело здесь, так это парадокс. Парадокс пространственно-временного континуума. И вот сижу и смотрю по сторонам из этого континуума. Барная стойка, вправо она имеет незаметный глазу уклон, кладёшь бутылку – катится. За стойкой Лариса, девушка-бармен, да ещё и с чувством юмора. В тиндере написала «из увлечений – стрельба, о себе – трижды вдова». В переднем углу микроскопическая сцена. Приглашенные ансамбли сидят на плечах друг у друга. Музыканты, в смысле. А мне одному – ничего, вполне себе. Было. Знакомо всё. Сказать «до боли» – не сказать ничего. И всё, уже не моё. Я уволен. Я где-то там, по улице иду. Пустота, пустота, обрыв… М-да. «Дитя порока, музыкант, однажды…»